Он так безропотно это произнес, бедняжка. Что ж, неудивительно, ему наверняка скучно заниматься этим целый день напролет. Чем бы его развеселить?
— Вы теперь часто бываете у нас, верно, то есть когда не находитесь здесь, а вы уже слышали про ожерелье Анны Черновой?
— Нет, а что о нем говорят? Вот и все, просто держите голову вот так.
— Оно просто сказочное! — с легким отчаянием произнесла Эвелин. Доктор надел ей на голову нечто вроде тисков, и она совсем не могла ей шевелить. Ее сердце зачастило. — С бриллиантами, рубинами и еще всякими разными камнями, точно не знаю. Русский царь подарил его одной знаменитой балерине, которая…
— Правда? Какой именно царь?
—
— Вы сейчас ровненько и медленно попадете в прибор, Эвелин. Все будет хорошо. Закройте глаза, если это помогает. Скажите, а вы сами это ожерелье видели?
— О, нет! — Эвелин ахнула, и сердце забилось быстрее, когда она ощутила, как под ней движется кушетка. — Я бы очень хотела, конечно, но Анна не очень-то дружелюбная, она довольно высокомерная, наверное, из-за того, что она была такая знаменитая и все такое, но все же… Доктор!
— Вы хотите выйти из прибора? — спросил он, и она догадалась, что он разочарован, она была чувствительна к подобным вещам, и ей хотелось выбраться, но не хотелось его разочаровывать, поэтому…
— Нет-нет, я в порядке! Но ожерелье я действительно хотела бы увидеть, все эти бриллианты, рубины, а может, даже и сапфиры, это мои любимые камни с таким синим огоньком внутри, я бы очень-очень хотела его увидеть…
Она все болтала, но вдруг ей показалось, что она
Эвелин завопила. Боль забрызгала ее, как горячее масло с плиты, прожигая нервы и превращая разум в красное облако… Как много боли! Она сейчас умрет, это конец, а она даже не купила себе место на кладбище, боже, какая боль…
Потом боль исчезла, и она лежала, всхлипывая, пока кушетка выдвигалась из прибора. Доктор Дибелла что-то говорил, но его голос звучал издалека и становился все дальше… дальше… дальше…
И смолк.
Генри сидел один за столом на кухне и ел сэндвич с тунцом. Керри ушла работать к кому-то из своих подопечных. Генри было приятно, что она живет здесь, пусть даже она, конечно же…
Энергия хлынула в него подобно внезапному всплеску тока в электросети, и все его нервы
И все кончилось. Генри овладела неописуемая усталость. Он едва мог держать голову поднятой, а глаза открытыми. И вся его энергия ушла на то, чтобы оттолкнуться от стола, добрести до спальни и рухнуть на кровать. В голове у него было пусто, как в дальнем космосе.
Керри сидела в столовой и играла в покер с Эдом Розвудом, Ральфом Галеттой и Элом Космано — те пригласили ее стать четвертым игроком в предобеденной партии. Эл Космано был ее подопечным по утрам в пятницу. Она съездила с ним купить подарок на день рождения его дочери в Калифорнии, затем на почту — упаковать и отправить его, потом к физиотерапевту. Космано был занудой и жалобщиком. В комнатах слишком холодно, врачи ни черта не знают, курить не разрешают, еда отвратительная, он скучает по старым соседям, дочь настояла на переезде в Калифорнию вместо того, чтобы обустроить дом для престарелого отца, и вообще нынешние дети… Керри слушала и улыбалась. Даже сидеть рядом с ворчуном Космано было лучше, чем в квартире, где умер Джим. Когда срок аренды закончится, она поищет другое жилье, а пока она подписалась на дополнительные часы работы, лишь бы не возвращаться домой.