Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Тирелл Фредериксон Как я стал дрессировщиком

Всего вам знать незачем. Но вот эта часть, надеюсь, поможет разобраться.

До того как стать дрессировщиком, я работал на ферме на тринадцатом этаже Четырнадцатой улицы. Иногда, закончив работу, выходил в теплицу посмотреть на закат. Циркуляция воздуха не позволяла стеклам запотевать и заставляла листья шептаться за моей спиной. С такой высоты люди были почти невидимы, только здания до самого горизонта. Через несколько минут раздавался тревожный гудок – мне не положено было там находиться. Я работал со свининой.

Я возвращался в темноту. Светящаяся полоска выгнутого потолка над баками была не ярче полной луны. В конце концов, баки со свининой – свиньи, если хотите, – ничего не видят.

Лампы стерилизации загорались раз в день. Тогда мне следовало надеть защитные очки и поворачивать свинину в баках так, чтобы ультрафиолет осветил ее со всех сторон. В жидкости была масса антибиотиков и тому подобного. Но есть еще грибки, плесень… на таком количестве органики хоть какая-то жизнь да разовьется.

Сложнее всего было с кожей. Рудиментарные кости плавали отдельно друг от друга, не собираясь в скелет, но вот кожа… Кожа, погруженная в зеленовато-голубой раствор, была так велика, что вечно собиралась в складки. Или терлась о стенку бака, и на ней начиналось заражение. В мои обязанности входило высматривать зараженные участки и заниматься ими.

Кто-то скажет, что можно обойтись без кожи, оставить только мясо, но тогда новых проблем возникло бы еще больше. Кожа – сложное устройство, предназначенное удерживать внутри все, что должно быть внутри, а остальной мир оставлять снаружи. Создание технического аналога слишком сложно, не окупится. На самом деле там что-то меняли только при крайней необходимости. Например, добавили коллаген, чтобы кожа легче разворачивалась, когда придет время.

Спинная часть все еще напоминала свинью. Позвоночник отделялся, как опора взлетающей ракеты, но я видел настоящий зародыш, даже со щетиной. А если я оставлял туши в ином положении, они понемногу разворачивались спинами кверху.

Меня там никто не навещал. Мясной отдел фермы не пользовался популярностью. Заглядывала бригада профилактики – настроить утилизатор, который превращал отходы свинины в удобрение для посадок на южной стороне. А в остальном я был один на один со своими свиньями.

Раз в месяц производился забой.

Я выволакивал каждую тушу на подвес. Стерилизующая жидкость стекала по бокам. Я просушивал шкуру валиком и инфракрасным светом, а потом уже вскрывал. Предполагалось, что на брюшной части должен оставаться шов, что-то вроде естественной застежки-молнии, но швы часто зарастали хрящевой и соединительной тканью.

Так что приходилось вскрывать резаком. У меня был резак-вибратор, и я вел им вдоль свиного бока. Потом с особым тщанием раскатывал шкуру. Я уже упоминал, что коллаген добавлял ей упругости, и шкура отходила, обнажая мясо. Большей частью сплошное мясо, годное для пищевой переработки. Без соединительной ткани, без зернистости. С таким работать было просто. Я водил резаком вдоль свиного бока, отрезая пласт за пластом. Выступала кровь, но совсем немного. Резак был хитрый, да и кровоснабжение дозировалось рационально. Крупные сосуды надо было обойти, оставить болтаться в баках, как провода. После я обрабатывал их гормонами роста, которые стимулировали ветвление, и подводил к нараставшему вокруг новому мясу.

Потом мне надо было проследить за подачей пластов мяса к холодильнику на глухой северной стороне здания. Пласты валились с конвейера и уходили на следующую стадию переработки. Место было запустелое, на редко использовавшихся насосах нарастали шестиугольные кристаллы льда, а просочившаяся жидкость превращалась в толстую красно-бурую наледь. Меньше всего я люблю размораживать и отчищать холодильник.

Иногда что-то портилось. Нарушалось деление клеток, и мясо разъедал рак. Это происходило на удивление быстро. Иной раз приходилось списывать целый бак. Понятия не имею, куда девалось это мясо. Раз под резаком что-то затрещало. Осмотрев срезанный пласт, я нашел нижнюю челюсть свиньи, вполне оформившуюся, даже с зубами. Зубы рядом с огромной тушей выглядели мелкими, хоть и должны были кормить животное весом в несколько сот фунтов. Я отчистил их и оставил себе. Сложный узор зубов – лучший маркер вида. Человек поопытнее меня мог бы установить, какой именно вид Sus domestica[115] положил начало этой великанской мясной фабрике.

Я привык к своей работе. Кажется, я уже без участия сознания обходил полутемное помещение в обществе одних только свиных спин.

Но та челюсть заставила меня насторожиться. В том баке нарушилась экспрессия генов. Как-никак все гены, требующиеся для развития, в клетках присутствовали, просто они подавлялись.

Когда резак задержался на той же свинье, я наконец вытащил тушу из раствора, чтобы рассмотреть подробно.