Мы тоже стали падать следом за нашей жертвой-убийцей. С высоты восьми километров мы опускались очень долго. В плотном воздухе и при малой силе тяжести на Титане мы вскоре достигли конечной скорости падения. Нам хватило времени пристегнуться, а Пул с коллегами спешно готовили все системы к экстренной посадке. В последние секунды Пул затопил гондолу пеной, которая заполнила весь ее объем и жестко зафиксировала нас в креслах, мы сидели как куклы в упаковке – незрячие и обездвиженные.
Я ощутил сильный удар, когда мы врезались в грунт.
Глава седьмая
Сели
Пена ушла, а мы остались сидеть рядком, как спеленатые младенцы. На Титан мы опустились так же, как входили в атмосферу – спиной вперед, и теперь лежали в накренившейся гондоле, поэтому я навалился на Мириам, а сзади меня подпирал Билл Дзик. Корпус гондолы опять стал непрозрачным, поэтому мы лежали в тесной жемчужной раковине, но внутреннее освещение и всевозможные панели приборов все еще работали, хотя на многих тревожно моргали красные надписи.
Команда быстро запустила рутинные проверки. Я не обращал на них внимания.
И еще я вывалил в костюм все содержимое кишечника. Это никак нельзя назвать приятным опытом, какой бы совершенной ни была система утилизации отходов. Зато это напомнило мне, что я всего лишь слабое животное, затерянное в космосе. Пусть это и оправдание для моей трусости, но оно наполняет меня смирением и реализмом, которые ставят меня выше спесивой надменности Майкла Пула.
Болтовня о технических проблемах наконец смолкла.
– Свет горит, – сказал я. – Полагаю, электричество у нас есть.
– Чтобы разбить мой ВЕТ-двигатель, нужен удар посильнее этого, – мрачно заверил Майкл.
– Если бы мы лишились источника энергии, ты уже превратился бы в ледышку, Эмри, – презрительно бросил Дзик.
– Заткнись, Билл, – негромко проговорила Мириам. – Да, Эмри, у нас все неплохо. Герметичный корпус цел, у нас есть электричество, обогрев, воздух, вода и еда. В ближайшее время мы не умрем.
Но я вспомнил о местных птицах и подумал: откуда у нее такая уверенность?
Пул начал расстегивать ремни.
– Нужно провести наружный осмотр, – решил он. – Определить, какие у нас есть варианты.
Мириам тоже отстегнулась и сказала мне с улыбкой:
– Он такой романтик, правда? Сейчас первый человек ступит на Титан, а он называет это наружным осмотром.
Она стала неожиданно приветливой. Очевидно, после катастрофы у нее появилось чувство, что между нами есть какая-то связь.
– Да-да, конечно, – буркнул Пул, но я заметил, что он смягчился.
– Шевелись, Эмри, – буркнул Дзик и ткнул меня локтем в ребра – так сильно, что я ощутил боль даже через толстый костюм.
– Оставь меня в покое.
– Мы тут упакованы, как сельди в бочке. Если идет один, значит, выходят все.
Что ж, он прав. Выбора у меня не осталось.
Пул заставил нас выполнить проверку костюмов, их встроенных батарей и герметичности сочленений. Потом он выпустил воздух и открыл верхний люк. Я увидел мрачное бурое небо, очень темное по сравнению с яркостью внутреннего освещения, и падающие с него черные снежинки. Люк был дверью в этой утробе из металла и керамики, а за ней таилась неизвестность.
Мы выбрались из люка в порядке, обратном тому, в каком забирались: Пул, Дзик, я и Мириам. Сила тяжести в одну седьмую земной напоминала мне пребывание на Луне, так что я перемещался с достаточной легкостью. Когда я оказался снаружи, фонари на моем комбинезоне автоматически вспыхнули в темноте.
Я спрыгнул с высоты примерно в метр и сделал свой первый шаг на Титане. Под ногами захрустел песок. Я знал, что это водяной лед, твердый, как стекло. Песчаную поверхность покрывала рябь, как после отлива. Повсюду валялась галька, щербатая и потертая. На меня давил ветер, медленный и сильный, и я услышал его низкий басовитый стон. Стекло шлема забрызгало каплями черного дождя.
Мы стояли тесной кучкой, неповоротливые в своих костюмах, – единственные люди на этой планете, которая, вообще-то, была крупнее Меркурия. За границами лужицы света от наших фонарей совершенно незнакомый ландшафт простирался вдаль, в непроглядную темноту.
Мириам наблюдала за мной.
– О чем ты думаешь, Джовик?
Насколько мне известно, это были первые слова, произнесенные человеком на Титане.
– Почему ты спрашиваешь именно меня?
– Потому что ты единственный, кто смотрит на Титан, а не на гондолу.
Я хмыкнул.
– Я думаю о том, насколько здесь все похоже на Землю. Словно стоишь где-то на пляже или в пустыне. Песок, камешки… И на Марс тоже похоже, на местность возле Кахры.
– Конвергентные процессы, – пренебрежительно бросил Дзик. – Но