Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

– Ты собираешься отредактировать ее, – прокомментировал я, наблюдая за ним. – Спланировал это вместе с папочкой?

– Заткнись, – огрызнулся он.

– Ты извлечешь ее из головы, поиздеваешься над воспоминаниями, над самой ее личностью, а потом зальешь результат обратно. И во что ты заставишь ее поверить? Что она все это время оставалась на «Крабе» с Гарри, а ты высадился на Титан, но ничего не нашел? Пожалуй, это сработает.

– Мне нечего тебе сказать.

Зато я хотел ему сказать много всякого разного. Я сам не святой, но Пул вызывал у меня такое отвращение, какое может испытывать только человек, лишенный морали сам.

– Я думал, ты любишь ее. Я даже думал, что она тебя любит. И все же ты готов залезть к ней в голову и в сердце, лишь бы удовлетворить свои грандиозные амбиции. Я тебе кое-что скажу. Тот Майкл, которого она оставила в карманной вселенной, с которым она попрощалась навсегда, был куда лучшим человеком, чем ты способен когда-либо стать. Потому что он не был запятнан огромным преступлением, которое совершил ты, взорвав пещеру. И потому что он не был запятнан этим.

И я тебе кое-что предскажу. Неважно, чего ты добьешься в будущем, Майкл Пул, это преступление всегда будет глодать тебя изнутри. И Мириам никогда не полюбит тебя. Даже если ты сотрешь ей воспоминания об этих событиях, между вами всегда будет невидимый барьер, потому что она почувствует ложь. Она уйдет от тебя, а потом ты уйдешь от нее. И еще ты убил Титан. Однажды, через миллионы лет, воздух здесь замерзнет и прольется дождем, и все живое умрет. Только из-за того, что ты сегодня натворил. И знаешь, Пул, быть может, те, чей труд ты погубил, однажды заставят тебя расплатиться за это.

Он был открыт и беззащитен, а я хлестал его словами. Ему нечего было ответить. Он лишь баюкал спящую Мириам, пока его машины высасывали ее память.

Мы больше не разговаривали, пока не выбрались под мрачное небо Титана.

Эпилог Зонд

Майклу не понадобилось много времени, чтобы проверить состояние его хрупкого кораблика.

Энергии во внутренних батареях хватит на несколько часов. Насколько он мог судить, действующая связь между куполом и остальной частью «Краба» отсутствовала, механизмы управления здесь не работали. Наверное, созданная Мириам симуляция была на такое не способна. Значит, запаса энергии у него нет.

Он не стал ворчать по этому поводу, и будущего он тоже не боялся. Что будет, то будет.

Вселенная вокруг него была странной и чужой. Трудолюбивые пауки на ледяной планетке вели себя как машины – не живые и не разумные. Ему надоело за ними наблюдать. Он включил свет, зеленый и красный. Купол стал изолированным пузырьком, кусочком Земли.

Во всей этой вселенной Майкл был совершенно одинок. Он чувствовал это.

Он приготовил себе поесть. Здесь, в его личном пространстве, симуляция была хороша, и он не обнаружил каких-либо ограничений или проблем. Мириам создала ее с любовью. Привычные манипуляции, совершаемые в ярком островке света вокруг кухоньки, оказались на удивление приятными.

Он перенес еду к кушетке, улегся на спину, держа тарелку, и приглушил в куполе свет. Доев, он аккуратно поставил тарелку на пол. Выпил стакан воды.

Затем прошел в душ и встал под струи горячих капель. Он попытался раскрыть свои чувства, насладиться каждой частичкой ощущений. Настал последний раз для всего, даже для самых обычных дел. Может, включить какую-нибудь музыку или почитать книгу? Что-нибудь, подходящее по настроению.

Свет погас. Даже приборные панели отключились.

Что ж, музыки не будет. Он вернулся к кушетке, лег. Хотя небо было ярким от света протосолнца, воздух становился все холоднее. Он представил, как из купола утекает тепло. Что погубит его быстрее – холод или недостаток кислорода?

Майкл не боялся. И не жалел, что потерял так много лет потенциальной жизни, подаренных АнтиСтарением. Как ни странно, он ощущал себя обновленным – молодым, впервые за десятилетия. Наверное, потому, что на него больше не давил груз времени.

Он жалел только о том, что никогда не узнает, чем закончатся его отношения с Мириам. У них могло что-то получиться. Но в конце он понял: он рад, что прожил достаточно долго, чтобы увидеть то, что должен был увидеть.

Он начал дрожать, воздух стал покалывать ноздри. Он лег поудобнее и сложил на груди руки. Закрыл глаза.

Его лицо пересекла тень.

Он открыл глаза, посмотрел вверх. Над куполом завис корабль.

Умирающий Майкл разглядывал его с удивлением.

Корабль был похож на кленовое семя, обернутое во что-то черное. Угольночерные крылья, тянущиеся на сотни километров, распростерлись над «Крабом» и мягко колыхались.

Холод впился когтями ему в грудь, горло свело спазмом, а темные облака затуманили зрение. «Только не сейчас, – мысленно взмолился он, не сводя умирающих глаз с корабля. Его элегическое смирение рассеялось как дым. – Еще чуть-чуть. Я должен узнать, что это означает! Пожалуйста…»