Около полудня они проезжали через небольшой городок. Скорее всего, до Депопуляции это был населенный пункт средних размеров. Сразу за чертой города перед рестораном, выстроенным из пеноблоков, стояли два грузовика и три автомобиля. Один из них – «мерседес». Вдоль некогда величественной, а ныне убогой Транссибирской магистрали ресторанов почти не осталось, так что Виктор остановил байк и они зашли внутрь.
В заведении насчитывалось только шесть столиков, и все пустовали. Стены выкрасили черным и украсили светодиодными трубками, которые явно откопали в сундуках на чердаках домов, где давным-давно никто не жил. В дальней части помещения располагался бар. Над ним большими белыми буквами значилось: МЫ НЕ ЗНАЕМ ЖАЛОСТИ И НЕ ПРОСИМ СОЧУВСТВИЯ.
– Дерьмо, – бросил Виктор.
– Что такое? – поинтересовалась Светлана.
– Это девиз омоновцев – отряда милиции особого назначения. Давай-ка убираться отсюда к чертям собачьим.
Из кладовки, вытирая руки о полотенце, вышел мощный мужчина.
– Чем могу помочь?..
Он замер и задумчиво уставился на них – так смотрят, когда получают доступ к внешней базе данных. Затем его лицо расплылось в противной ухмылке.
– Осип! Колзак! Смотрите, кого к нам занесло!
Показались еще двое – один крупнее первого, а второй поменьше. Все трое выглядели так, будто искали повода для драки.
– Шлюха и малец с антиправительственными взглядами. Мелкие сошки. Что мы с ними сделаем?
– Отымеем обоих, – сказал большой мужчина.
– Одной будет вполне достаточно, – сладким голосом пропела Светлана, достала из визитницы прейскурант и бросила им.
На миг воцарилась тишина. Затем один мужчина сказал:
– Грязная сучка!
– Можете называть меня как угодно – за имя я денег не беру.
– Не стоило вам приезжать сюда, это самое глупое, что вы могли сделать, – вступил в разговор невысокий мужчина.
– Хватай ее, Павел.
Мужчина среднего роста шагнул к Светлане.
В груди Виктора все сжалось от страха, но он вытащил пистолет и перекрыл Павлу дорогу. Вот он, момент истины. Его битва за Аламо[95]
.– Мы уходим, – сказал он, стараясь звучать уверенно. – Если вам дорога шкура, вы не станете нам препятствовать.
Троих детин, похоже, сложившаяся ситуация забавляла. Виктору стало не по себе. Павел сделал шаг вперед, и пистолет уткнулся ему в грудь.
– Думаешь, тебя это защитит? Давай, попробуй. Выстрели в меня. Сейчас!
– Думаешь, не смогу?!
– Остановить человека можно, только если ты готов его убить.
Мужчина обхватил ствол обеими руками. Затем он яростно вдавил палец Виктора в курок.
Ничего не произошло.
Павел забрал пушку у Виктора.
– Неужто ты решил, будто технологии правительства хуже твоих? Во все гражданские пистолеты в стране еще на заводе встраивают блютуз.
Затем он бросил через плечо:
– Осип, как быть со шлюхой, а?
Светлана вздрогнула, словно ее обуял страх. Все же она соблазнительно улыбнулась.
– Я не работаю бесплатно. Но для вас, мальчики, могу сделать исключение, – промурлыкала она.
– Отведи ее в гравийный карьер, – распорядился невысокий мужчина, – и пристрели.
Павел схватил Светлану за запястье.
– А что с панком?
– Дай-ка подумаю.
Светлана не издала ни звука, пока ее тащили на улицу.
Большой мужчина усадил Виктора на стул.
– Не рыпайся, – приказал он. – Попытаешься учинить что-то… Хотя вряд ли ты станешь дергаться.
После мужчина достал армейский нож и принялся развлекаться. Он отдирал значки с куртки Виктора, читал вслух надписи на них и затем бросал через плечо.
– «Гражданин без пистолета – раб», – продекламировал он. – «Легализуем свободу: голосуйте за либертарианцев». «Анархисты, объединяйтесь!» – в этом даже смысла нет!
– Это шутка.
– Тогда почему мне не смешно?
– Не знаю.
– Не очень-то хорошая шутка выходит.
– Похоже, так.
– Слабое звено ваших политических принципов, – раздался из ниоткуда голос Осипа, – в том, что вы полагаете, будто стоит всем гарантировать абсолютную свободу – и люди начнут думать только о собственных интересах. Вы забываете: есть патриоты – люди, готовые пожертвовать собой на благо Родины.
Понимая, что в этот момент ему терять уже нечего, Виктор сказал:
– Выполнять грязную работу по наказу правительства и получать за это деньги еще не делает вас патриотами.
– Думаешь, нам