Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

Я совершил первое, что пришло мне в голову. Схватил его и отправился туда вместе с ним, а потом выпустил и вернулся сюда.

Когда он пришел во второй раз, все повторилось. Несколько случайных проявлений, немного ошеломляющих, но относительно мелких разрушений. Потом он отыскал дорогу к Эпицентру, пораженный и ничего не помнящий. Но пришел к тому же заключению: «Должно быть, так чувствует себя бог». И мне пришлось уволакивать его туда.

И снова. И снова. И снова.

* * *

Я прошагал невообразимое расстояние. На это у меня ушло невозможно долгое время. Ничто здесь не означает что-то или имеет какой-то смысл, но тут есть структуры, колоссальные предметы, которые слишком малы для глаза: останки профессора Делахэя и других жертв Происшествия. Есть там и останки специально обученной команды «морских котиков», посланных сюда президентом – не нынешней, а ее предшественником, – когда он решил, будто может создать группу всеамериканских супергероев. И я, и практически все ученые, занятые в исследовании Происшествия, уговаривали этого не делать. Но когда президент командует прыгать, ты лишь спрашиваешь, как высоко, вот «котики» здесь и остались. Там нет жизни или смерти, только существование, и потому профессор Делахэй и остальные существуют в шрёдингеровском не-совсем-состоянии, пытаясь разобраться, что они такое и где находятся. Если их попытки когда-либо увенчаются успехом, я буду очень занят.

Ученые называют это пространством Калаби-Яу или, если хотят нагнать таинственности, «многообразием», которое может существовать, а может и нет – никто не знает. Сторонники теории струн, обалдевшие от радости, поскольку у них появились свидетельства очевидца, побывавшего в ином пространстве, назвали его в мою честь, хотя я смог дать им очень мало подтверждающих сведений. Пространство Калаби-Яу существует на расстоянии крохотной доли нанометра от привычного нам «нормального» пространства, но, чтобы протолкнуть между пространствами один-единственный фотон, понадобится больше энергии, чем ее вырабатывает вся вселенная.

Однако перемещение между измерениями, пожалуй, больше похоже на дзюдо, чем на карате – скорее манипулирование силой, чем прямое ее применение. Непонятным образом последний эксперимент Делахэя обратил эти силы в неверном направлении, зашвырнув все в радиусе пяти метров в ужасную пустоту и оставив после себя Эпицентр – пульсирующую открытую рану между мирами. Точку, которую невозможно описать. Кто-то мне однажды сказал, что вероятность Происшествия – миллиарды и миллиарды против одного. Примерно как пройтись по всем казино на Стрипе в Лас-Вегасе, сыграть на всех стоящих там автоматах и выиграть на всех джекпот, и все за один вечер. Но есть одно обстоятельство насчет шансов и вероятностей. Вы можете говорить о них сколько угодно, проделывать всяческие хитроумные расчеты, но в конечном итоге результат сводится только к или/или. Только это и имеет значение. Или ты выиграешь все джекпоты на Стрипе, или не выиграешь. Это или произойдет, или нет. Это произошло, и вот я здесь. И здесь же каким-то образом находится Ларри Дэй.

Существовать в пространстве Калаби-Яу, обладать способностью шагать между измерениями, использовать проникновение в сущность для манипуляции «реальным» миром… действительно словно быть богом. К сожалению, одним из богов, о которых писал Лавкрафт: огромным, непостижимым и совершенно лишенным человеческой морали. Пока человечеству везет в том, что Ларри, судя по всему, не смог как следует освоиться со своей божественностью. Никто из нас не сумел понять, почему я освоил ее настолько легко и почему это до сих пор настолько тяжело для Ларри. А также почему возвращение Ларри туда отбрасывает его на исходную позицию, хотя я могу перемещаться туда и обратно безо всякого вреда для себя. Ларри был одним из умнейших людей в истории человечества, но не сумел справиться с «многообразием», а я, самый прозаичный человек на свете, о чем любила напоминать моя бывшая жена, овладел им практически с ходу. Я мог лишь сказать им, что при каждой встрече – а на сегодня нашу короткую пантомиму мы изобразили уже пятьдесят два раза – он осваивается все быстрее. Однажды он появится в полной форме, и я уже не смогу утащить его туда. Мне придется сразиться с ним здесь, и как это будет, не смог бы вообразить и Стэн Ли[68]. Или/или. Мир или уцелеет, или нет.

Ларри не славный малый. Он был великим человеком до Происшествия, и он мне очень нравился, пока я не узнал о нем и моей жене. Но он не славный малый. Если бы я составил список тех людей, которым можно пожелать укус радиоактивного паука, то Ларри, пожалуй, расположился бы в нем ближе к концу.