Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

У ворот вдруг останавливается такси, и мы слышим стук. Один из нас, мальчишек, бежит открывать, и там уже стоит она, стоит как принцесса.

– Иди, скажи моему сыну спуститься и заплатить за такси. И будь добр, прихвати мои сумки.

Она собирает нас в гостиной вокруг тлеющего кончика своей сигареты и изучает так, словно все вокруг не оправдывает ее надежд. Морозильная камера, которая только и может сохранить холод, газовая плита, сетка с овощами, гора жестянок с сухим молоком, сбившийся коврик на полу, безупречно гладкое одеяло на тахте, телевизор, весь день показывающий «Волшебную Африку». Проходя мимо, она со вздохом выключит его.

– Образование, – скажет она, качая головой.

Она изучала литературу в Университете Мэдисона, штат Висконсин, и пользуется этим, как пользуется своей сигаретой. Иверин крохотная, сухонькая, весьма привлекательная и элегантная в своих поблескивающих голубых или фиолетовых платьях с головными повязками в тон.

Мать моей матери тоже может присутствовать, шить что-нибудь, стрекоча на своей швейной машинке. Эти две женщины притворяются любезными, даже улыбаются. Ввалится мой отец со своим портфелем; две бабушки станут делать вид, что им все равно, где спать, но Иверин займет дальнюю спальню, а другой бабуле достанется тахта. Мой отец сядет, уставившись на собственные колени, сомкнув челюсти крепче, чем черепаха. А его сыновья решат, что так делают все дети и все матери соблюдают такой порядок.

Закончив преследовать нас по всему нашему же дому, Иверин в очередной раз вздыхает, опускается на тахту и ожидает, когда моя мать принесет ей еду. С сознанием своего долга Мамамими так и делает – семья есть семья, – после чего садится, каменеет лицом и скрещивает руки на груди.

– Тебе следует знать, что семья говорит о тебе, – может начать бабуля, сладенько так улыбаясь. – Они говорят, что ты заразила моего сына, что ты нечиста после аборта.

Она скажет, что моя тетушка Джудит больше не желает впускать Маму- мими в свой дом и даже заплатила одной женщине, чтобы та наложила заклятье, чтобы держать мою маму подальше.

– Просто ужас. Заклятье можно снять, только если рассечешь его бритвенным лезвием.

Вид у бабушки Иверин такой, словно она с удовольствием помогла бы.

– Слава небесам, в христианском доме такого не произойдет никогда, – отвечает моя мама.

– А в этом доме можно получить что-нибудь выпить?

С той секунды, как у нас появляется бабушка, весь алкоголь начинает бесследно исчезать: маленькие бутылочки, какие дают в самолетах, виски, подаренный отцу его боссом, даже бренди, привезенный папой из Лондона. И не только алкоголь. Бабушка предложит Мамемими убраться в спальне; и кое-какие безделушки пропадут навечно, колечко там, или шарфик, или маленькая бронзовая статуэтка. Она продает то, что тащит, и покупает себе платья и духи.

Нет, ее дети не пренебрегают своими обязанностями. Ее станут кормить и давать ей кров до тех пор, пока хоть у кого-то хватает терпения. Но все равно она будет воровать и прятать все съестное в доме.

Моя мать с мрачным лицом приподнимает матрасы, демонстрируя припрятанные под ними жестянки и бутылки. На верхней полке шкафа в спальне обнаруживается пропавшая кастрюлька со вчерашним ужином.

– Тут же все сырое! – стонет моя мать. – Не сварено, не потушено! Вы хотите, чтобы все сгнило, при такой-то жаре?

– В этом доме меня никогда не кормят! И глаз с меня не спускают! – жалуется Иверин своему гиганту-сыну.

У Мамымими своя стратегия. Она может сказаться больной и уйти в свою комнату, убрать еду в сумку-холодильник и держать ее под кроватью. Вопреки всем традициям, особенно если отец в отлучке, она иногда вообще отказывается готовить. Для себя, для бабушки, и даже для нас.

– У меня забастовка! – объявляет она. – Вот, нате деньги! Идите, покупайте еду! Валяйте, готовьте сами! – Она сует сложенные купюры нам в руки.

Мы с Рафаэлем, хихикая, тушим курицу. Нас предупреждали насчет кулинарных способностей Иверин.

– Хорошие мальчики, замена матери, – говорит она, ероша нам волосы.

Столь скверное поведение всех сторон вызывает у Рафаэля смех. Он любит, когда Иверин остается у нас, с ее шуршащими юбками, и театральными манерами, и пьяными спотыканиями; любит, когда мама плохо себя ведет и дом распухает от безмолвной войны двух сил воли.

Бабушка говорит маме нечто вроде:

– Мы знали, что ты не нашего поля ягода, но думали, что ты простая девчонка из деревни и твоя невинность пойдет ему на пользу. – Смешок. – Если бы мы только знали.

– Если бы знала я, – отвечает мать.

Братья отца рассказывали нам кое-что о бабуле. Когда они были маленькими, она пекла пирожки, клала в них соль вместо сахара и смеялась, когда они кусали угощение. Она могла сделать жаркое из одних лишь костей, а козье мясо выкинуть вон. Готовит она то без всяких приправ, так что стряпня ее пресна, как вода, а то положит столько чили, что ты все равно что глотаешь огонь.