Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

– Само собой, фермер Бай, конечно же, ты уплатишь задолженность всю до последнего пфеннига. С твоей стороны было очень глупо пытаться обмануть наших властелинов, и наказание за подобный проступок тебе известно. Одна дистальная фаланга.

Руки у нее покалывало. Бонида испытывала почти невыносимую ненависть к предстоящему, но придется потерпеть – работа есть работа.

– Фал… что это? – В отчаянии он сжал за спиной руки. Говорят, вы оторвете мне руку или ногу. О, пожалуйста, добродетельная госпожа, умоляю, оставьте меня целым! Я заплачу! В срок! Я же не смогу работать безруким или безногим!

– Наказание не столь велико, фермер. Только кончик пальца на руке или ноге. – Тут она протянула к нему руку. – Тебе самому решать, чем пожертвовать во имя Арксона.

Казалось, парень вот-вот потеряет сознание. Она сказала ему, добротой пробивая путь сквозь уныние несчастного:

– Лишившись кончика мизинца на левой руке, ты почувствуешь минимальный дискомфорт. Ну же, давай мизинец.

Налоговичка взяла его дрожащую грубую руку за фалангу с обкусанным ногтем и крепко держала ее над керамической чашей. Затем пробормотала магическое заклинание, и в ее собственных пальцах зарокотали механизмы Арксона. Накатила волна зловония разлагающегося мяса, и вот она уже сжимает скользкими пальцами пористую белую кость. Фермер отшатнулся прочь от стола и, словно обжегшее пальчик дитя, сунул в рот протухший обрубок, но тут же сплюнул, ощутив мерзкий вкус. И стал бледен как мел. На какой-то миг ярость чуть было не пересилила страх. Бонида вытерла пальцы, встала, вручила ему свидетельствующий об оплате документ и сказала:

– Мистер Бай, на обратном пути зайдите к медсестре. Она сделает перевязку. – И, вновь коснувшись его рукой, она почувствовала, как в ней всколыхнулась добродетель. – Рана заживет, и за год или даже раньше плоть регенерирует. Вот вам совет: в следующий раз не мешкайте и платите по обязательствам в срок. Хорошего дня.

Бонида налила в чашу воды и сполоснула ее, затем пробормотала заклинание и с помощью пара избавилась от зловония разложения и прилипшей мерзкой пены на стенках. Налоговичка вздохнула, взяла другой обвинительный акт и вызвала следующего:

– Эрн Шабо. Кабинет номер четыре.

* * *

Кот Мармелад ждал ее на пороге. И воротил нос.

– Мадам, от вас омерзительно пахнет.

– Что, простите? – оскорбилась Бонида.

В детстве ее, будущую деву Братства, с пеленок учили придерживаться строгих принципов гигиены. Да, по сравнению с наиболее состоятельными дамами Реджио она была бедна, но все же непременно купалась в источниках раз в неделю и обязательно старательно чистила зубы. Хотя нужно признать, что за ленчем она съела щедро сдобренную луком булочку…

– К тебе прилип запах смерти.

Налоговичка сжала губы, сбросила шляпку, перекинула сумочку повыше на плечо. Машинально спрятала правую руку в складках одежды. Поймав себя на этом, она выпростала руку и помахала чернильными пальцами перед мордой зверя.

– Таково мое мастерство, мой долг, моя профессия! – взвизгнула она тоненьким голоском. – Если ты имеешь что-то против моего ремесла, я не стану приглашать тебя разделить мою скромную трапезу.

Но когда она стала открывать дверь, хитрое и ловкое животное шмыгнуло внутрь впереди нее и на миг стало больше похоже на расторопного подхалима, чем на хулигана с больших дорог.

– Хватит молоть вздор, – заявил кот, усевшись на ковер. – Молока, да поскорее.

Невероятная наглость! Конечно же, у Бониды на миг перехватило дух, затем она рассмеялась. Покачивая головой, она достала из сумки бутылку и налила молока и себе, и коту. На столе стояла ваза с увядшими ночь-цветами, их зеленые листья засохли и поникли.

– Что тебе нужно, месье? Само собой, ты караулишь меня вовсе не по причине того, что обожаешь мой запах.

Налоговичка вылила из вазы затхлую воду, налила свежую и прикоснулась к букету. Заструилась энергия. Она не являлась ее генератором, а только – проводником, по крайней мере, так говорила ей мать. Цветы ожили, демонстрируя истинное чудо обновления; комнату наполнил тяжелый аромат, который замаскировал запах, предположительно исходящий от нее самой. Только что ей за дело? Ведь к ней в гости зашел всего лишь зверь, хоть и наделенный даром речи и изрядной наглостью.

Кот молча вылакал молоко, облизал усы, затем аккуратно уселся поудобнее. Его ноздри подрагивали от сильного запаха.

– Твоя матушка Элизетта.

– Она умерла три года назад во время потасовки на площади.

У Бониды до сих пор екало сердце, когда она вспоминала об этом.

– Значит, ты ее знал, – проговорила она, неожиданно уверившись в этом.

И все же ее усопшая мать никогда не упоминала о столь необычном знакомом. Несомненно, очередная загадка Братства.

– Я познакомил ее с твоим отцом.

– У меня нет отца.

Кот эдак язвительно кашлянул, словно силясь избавиться от комка шерсти, и спросил:

– Ты что, считаешь, что прямо так отпочковалась изо лба матушки?

– Чего?

– Неважно. Уже никто не помнит древних историй. В особенности закодированные.

– Что?

– На колени.

– Ты не хочешь, чтобы я сначала сходила в душ?