Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

– Итак, – отец Нострум подбирал слова необычайно тщательно, – ничего не попадалось дольше, чем мне бы хотелось.

– Вы хорошо искали, отец, – вежливо сказал я.

– Не думаю, что когда-нибудь стану так хорошо искать снова. Здоровье дороже.

– Боги непременно охранят вас.

– Боги! – он фыркнул. – Я жрец. Какое отношение мои труды имеют к богам?

– Не могу сказать, отец.

После этого я ждал, когда он снова ухватит нить своих мыслей. Наконец отец Нострум заговорил:

– В эпоху Виридианской Республики было одно движение. Религиозное, научное, культурное.

Последовала долгая пауза, но ответа, похоже, не требовалось, поэтому я промолчат. Он собрался с мыслями и продолжил:

– Они называли себя Lux Transitum – Жизнь Преходящая. Участники движения верили, будто жизнь волнообразна. Пока ваша волна не угаснет, жизнь продолжается. Смерть рассматривалась не как биологический процесс, но как несчастный случай в рамках некой очень специфической физики.

– Жизнь – это… жизнь, – ответил я. – Антиэнтропическая организация химических или электромеханических систем, будучи оставленной без присмотра, имеющая тенденцию распространяться на компьютеры, людей, космические корабли, каракатиц и вообще все что угодно.

Зажигая свечу, извлеченную из внутреннего кармана винилового одеяния, отец Нострум покачал головой.

– В зависимости от случая. Я лишь передаю то, что мне сказали. Я в это не верю. Скорее спорю с мертвецами, чем противоречу ноосфере.

– Абсолютно мудрая политика.

– По меньшей мере для тех из нас, кто создан по человеческому подобию.

Он опять попытался усмехнуться, но на этот раз ему не удалось. Снова повисло молчание, словно теперь отец Нострум твердо решил разбить свой рассказ на коротенькие части, перемежая его долгими паузами.

Наконец я снова вступил в разговор.

– У Жизни Преходящей была лаборатория или храм? Некое место, куда они адресовали свои неугасшие волны?

– Мм? – Отец Нострум взглянул на меня так, словно видел впервые. – О да.

– Отец, – я придал своему голосу оттенок бесконечного терпения, что у этого тела получалось действительно здорово, – где я могу найти это их священное место?

От этого вопроса он, кажется, проснулся.

– Сколько ты уже живешь, Копатель?

– Я?

Я умолк и прикинул.

– По меньшей мере семь тысяч триста тринадцать лет, по самому традиционному счету. Считая от последнего холодного перезапуска моих когнитивных процессов.

– А я сколько прожил?

– Не знаю наверняка, – ответил я, – но мы встретились вскоре после нападения Андромахуса. А оно было через четыре тысячи четыреста два года после второго четверга следующего месяца.

– Ты не подобие человека, но я – да. – Он склонился ближе, почти касаясь меня. – Как ты думаешь, людям нужны престарелые жрецы, которым больше четырех тысяч лет от роду? Когда ты в последний раз видел ребенка?

Я попытался вспомнить, когда видел молодняк какого угодно вида. Не только человеческий.

– Наверняка люди должны где-то размножаться.

– Конечно, – согласился отец Нострум. – Но похоже, не здесь, не на Земле.

– Сам бы я не обратил на это внимания, – сказал я. – Но вы, должно быть, заметили это как-то попутно.

– Знаешь, – рассеянно ответил жрец, – дни исполнены почти бесконечного красного света. Всегда есть чем заняться. Так мачо людей путешествует по миру…

– Мыслеблок, – сочувственно заметил я.

Он, казалось, был потрясен.

– Перед всей человеческой расой?

– Какой человеческой расой?

Мы вышли наружу, под лучи умирающего Солнца, и еще долго спорили, имел ли Lux Transitum право на существование и что стадо с этими людьми. А больше всего о том, нужно ли пробуждать их.

Вы теперь гадаете, верно? Давно ли все это случилось? Что сделал Пес-Копатель потом? Разбудил ли я экзогена и что сказал ему, разбудив?

Оглянитесь вокруг. Что вы видите? Все то же тихое место. Вон та линия холмов вдали – это линейный город эры Витализма. Четверть миллиона лет дождя и три крупных извержения к западу отсюда похоронили его, не осталось ничего, кроме невысоких холмов, поросших кустарником. Пока не начнешь копать.

Теперь взгляните под ноги. Красный песок, пачкающий вашу обувь, – это ржавчина, скопившаяся с тех времен, когда тератонны астероидного железа были доставлены сюда Вольфрамовым Союзом, чтобы заключить мир в непроницаемую металлическую оболочку.

Чувствуете, как воздух щекочет ваше горло при дыхании? Вы пришли бы в ужас, узнав, сколько вычислительной силы поступает в ваши легкие и какой процент ее проникает через альвеолы в вашу кровь. Именно поэтому доступ на эту проклятую планету так строго ограничен.

Так что мы живем здесь в своих захудалых городках, и в соборах, и в лачугах, и в пещерах, и в подземных дворцах, и ничего никогда не меняется. Это и есть тот великий секрет, который искал экзоген. Вы можете выйти за пределы смерти, но только через застой. Смысл и цель жизни человека – смерть. В противном случае вы – это мы, роющиеся на руинах, миллион лет лежащих в забытьи.