Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов

Конечно же, Райса и его оловянных солдатиков больше волновало их жалованье, чем справедливость, и они будут только рады представить убийство как несчастный случай, если это устроит совет директоров, вымарав тем самым все шансы на огласку и скандал. Тем не менее Шабана не покидала мысль о том, что правосудие, возможно, уже свершилось. Он вспомнил еще одно кабильское поверие, услышанное от бабушки: во время Рамадана по земле не бродят демоны, потому что бог заставляет их оставаться в аду в течение всего священного месяца. Увидев же, как выглядит тело мертвеца. Шабан усомнился, что какой-нибудь демон сумел бы изуродовать его сильнее.

Пройдя мимо конечной станции железной дороги, он вышел с территории парка через ворота на 64-й улице и направился на север по Айленд-авеню. Перед самым Мидуэем его внимание привлекло что-то яркое – пятно на тротуаре, отражающее свет прометиевых фонарей. Это оказался десятицентовый роман Мециана. Подняв, Шабан пролистал его на ходу, продолжая идти к алжирской концессии.

Текст оказался захватывающим, сюжет – невероятным, но все же в изображенном автором образе будущего – с электричеством и всеобщим равенством – нашлось нечто такое, что разбудило отклик в душе Шабана. И пусть этот Никола Тесла не дотягивал до Жюля Верна, он все же сумел напомнить Шабану то ощущение безграничных возможностей, которое тот испытывал, читая выпуски «Необыкновенных путешествий».

Прежде чем свернуть на Мидуэй, Шабан увидел рекламный листок на фонарном столбе, сообщающий о скором празднестве открытия Всемирной выставки. Список самых почетных гостей, кроме последнего живого родственника Христофора Колумба, герцога Верагуа, включал и восьмидесятилетнего Авраама Линкольна, бывшего президента Соединенных Штатов, которому предстояло разрезать ленточку во время открытия.

В голове Шабана все еще вертелись образы из «Дэна Фарадея», и он попытался вообразить мир, в котором Джеймс Кларк Росс так и не вернулся из южных морей со сломанным автоматом, Рингголд не открыл прометий, а современный мир ничего не узнал о забытой допотопной цивилизации. Наверное, в таком мире сейчас открывалась бы электрическая, а не прометиевая выставка, гвоздем которой стали бы динамо-машины Тома Эдисона. А вместо павильона автоматов появился бы другой, посвященный какой-нибудь иной отрасли, вроде металлообработки или горного дела. Но, опять-таки, если в том мире у армии США не оказалось бы прометиевых танков, то и восстание южан могло бы увенчаться успехом, а Союз мог бы расколоться из-за вопроса о рабстве. Вполне возможно, что и Всемирная выставка не состоялась бы.

Шабан так и не смог решить, оказался бы такой мир лучше или хуже того, который он знал.

К тому времени, когда Шабан вернулся к алжирцам, солнце уже давно село, а четвертая за день молитва «Магриб» прочтена, и алжирцы ужинали. Даже у тех из них, кто, подобно Шабану, не соблюдал пост, обычно хватало тактичности, чтобы не есть и не пить на виду у остальных, пока светит солнце. Но Шабан знал, что, независимо от поста, немало артистов труппы, покончив с ужином, найдет укромное место, чтобы пить спиртное, причем заменив алжирские вина на «огненную воду», столь любимую индейцами Коди. Возможно, сегодня и Шабан вместо попыток их остановить сам к ним присоединится.

Незнакомец сидел среди алжирцев с тарелкой нетронутой еды на коленях. Его успели отмыть, перевязать и облачить в одолженную одежду. Он не спал, но молчал, и было непонятно, на каком языке с ним можно общаться. Он просто сидел, молча разглядывая алжирцев со смесью замешательства и интереса на лице.

– Держитесь от него на расстоянии, амин, – посоветовал папаша Ганон, когда Шабан присел на корточки возле незнакомца. – Когда мы его одевали, я коснулся его кожи, и меня так и шарахнуло электричеством. Этот тип – прямо-таки ходячая грозовая туча.

Шабан кивнул и постарался не шевелить руками. В мягком белом свете прометиевых фонарей он внимательно рассмотрел незнакомца. Оттенок его кожи в тех немногих местах, где не было повязок, шрамов и порезов, был каким-то… странным. Кожа оказалась темнее, чем полагалось бы при его светлых волосах, а волоски на руках были темнее, чем кустистые брови. Черты лица выглядели непропорциональными: нос слишком длинный и узкий, рот напоминал широкий разрез, а слишком крупные уши сидели слишком низко.

– Что мы с ним будем делать? – спросила Дахия.

Она подошла и остановилась возле Ганона. С ней пришла и Танинна, которая пристально всматривалась в уродливое лицо незнакомца, словно пыталась разглядеть в нем нечто спрятанное.

Шабан подумал о традиции, о прошлом и будущем. Вспомнил суеверия, которым его учили в детстве, и картины грядущего из фантастических романов, в которые он сбегал.