Лучшая зарубежная научная фантастика: Звёзды не лгут

– Всегда есть стороны, Ион. Долгие годы моя роль заключалась в том, чтобы хранить и защищать твою сторону. – Он помолчал немного, потом добавил: – Нашу сторону.

Прежде чем ответить, Хранитель врат выдержал слишком долгую, неловкую паузу.

– Я рад, что ты не отводишь сторон для Несотворенных. Они всё, и они включают в себя всё.

– Конечно. – Квинкс склонил голову.

Дрожащая рука опустилась в неожиданном благословении. Квинкс даже не понял, что Хранитель врат отложил книгу.

– Не слишком полагайся на доказательства, мой старейший друг. Им часто свойственно со временем оборачиваться против тебя. Доказательства могут измениться с обстоятельствами. Вера – то основание, на которое мы должны всегда опираться.

Квинкс оставался склоненным, пока Хранитель врат не ушел, прошаркав довольно далеко по спиральной лестнице, чтобы собрать там своих слуг, которые унесли его на волне тихих шепотков и благоуханий. Через некоторое время Квинкс распрямился и воскурил немного ладана перед тем, как преклонить колени на подушки в углу, зажав в руке небольшую, выполненную на рисовой бумаге копию Книги Жизни. Ее сделали в далеком Синде, из какого-то любопытства скопировав твердой рукой человека, владевшего кистью, которая состояла лишь из одного волоска. Акт веры? Преданность искусству?

Это не имело значения. Слова Несотворенных точно легли в ладони Квинкса. Из них он черпал утешение точно так же, как черпал его когда-то давно из объятий матери.

Или Иона.

Облегчение молящегося обернуло его к слабому внутреннему свету, который всегда наполнял Билиуса Квинкса, когда тот искал Несотворенных в честном, исполненном веры молчании с открытым сердцем и без единой мысли.

* * *

Много позже он подрезал фитили в своем кабинете и зажег ночник. Снаружи опустилась тьма, вечерний бриз нес раздражающий запах пыльцы и весеннюю свежесть гор на востоке и севере. Квинкс открыл окна, их застекленные красным створки, чтобы крошечный теплый свет лампы состязался со светом далеких звезд.

Конечно же, у Латеранского дворца имелись собственные обсерватории. Кто-то был вынужден размежевать линии мира. Даже всемогущие служители Талассоправосудия в прошлом хотели оставить небеса церкви. И сегодня Квинкс понимал иронию всего этого. И он не сомневался, что эта ирония не ускользнула и от талассократов Верхнего уровня и всех прочих мест.

Талассократы всегда знали, кем и чем был Квинкс, кто его создал, дал тело и душу, вне зависимости от посвящения в их ряды. Тот факт, что Ион умирал, ничего не менял в лояльности Квинкса.

Он посмотрел на запреты, так беспечно открытые там, где Хранитель врат оставил их, на одном из причудливо изогнутых письменных столов круглой комнаты. Книга была открыта на карте Сада Гандж, аннотированной так, как удосужились бы только еретики Талассоправосудия. Конкретно этот том был первым изданием «Переработанного стандартного изыскания» 1907 года.

Ему почти сто лет, а цветные оттиски так же хороши, как любой отпечаток современного латеранского пресса.

Ион оставил обрывок листа всунутым в стык страниц. Квинкс вынул клочок, и его собственная рука дрожала. Это короткое послание написали, должно быть, до того, как Хранитель врат пришел увидеть друга. Каллиграфический почерк, всегда присущий Иону, из-за возрастных изменений стал выглядеть странно и резко.

«Дорогой мой,

не позволяй им избрать тебя на престол Хранителя врат после меня. И не бойся того, что может быть доказано. Прощай, мне жаль, что я ухожу первым.

Всегда твой».

Итак, лицо Хранителя врат его не обмануло. Да еще «дорогой мой»… Они больше пяти десятилетий не говорили друг другу этого слова. Квинкс сжег записку дотла, затем размешал пепел. Потом вновь погасил ночник, закрыл и запечатал черной лентой запреты и сел в кресло у одной из раскрытых створок окна, чтобы смотреть, как медленно кружатся звезды, пока сразу после полуночи колокола Латеранской башни не прозвонят свои похоронные звоны.

Когда огромный железный колокол башни Альгефисик отбил последний, самый медленный из ударов, из глаз Квинкса наконец полились слезы.

Любовь – грех, от которого не отрекаются.

Книга Жизни. Мудрость 7:23, являющаяся Книгой Жизни и словом единым Несотворенного

Обряд погребения для его святейшества Лэмбиона XXII начался в Матинсе, когда первые проблески расцветающей зари мерцали, как угли, на востоке неба. В своем праве Хранителя веры, а значит, священнослужителя четвертого ранга в иерархии латеран Квинкс мог настоять на том, чтобы вести церемонию. Двое вышестоящих уже с головой погрузились в политические вопросы избрания примарха, как и представители со всего мира, впервые в истории Церкви получившие известие о смерти Хранителя врат по телелокатору.

Квинкс испытывал тошнотворное ощущение, будто мир очень скоро устанет от этих промелькнувших в его голове слов: «впервые в истории».