Лучшая зарубежная научная фантастика

Глубоко под ними лучемет все еще опускался в холодную черноту. Внизу, на морском дне, лежали обломки космического корабля, взорвавшегося столетия назад. Обломки прилетели к Земле от Юпитера. Из-за крошечной разности в траектории они упали в тысячах миль от того места, куда упал лучемет.

Сейчас он падал точно на эти обломки… но что в этих обломках таилось или почему лучемет захотел с ними воссоединиться, мы не узнаем никогда.

Мы никогда не поймем чужих. Если кто-то потратит месяц, объясняя нам мысли инопланетян, мы решим, что поняли.

Но это будет не так.

Горд Селлар {28} ЛЕСТЕР ЯНГ И БЛЮЗ «ЛУНЫ ЮПИТЕРА» (Пер. Евгения Зайцева)

Когда в свою первую ночь на Земле после полетов на жабьих кораблях Птаха завернул к Минтону,[94] он был трезв как стеклышко, имел новехонький саксофон и голову, до отказа забитую совершенно безумной музыкой. Он даже успел где-то разжиться отличным костюмом и превосходным «Конн-альто».[95] Как сейчас помню, это было в сорок восьмом, когда все мы — не исключая и меня — просто с ума сходили с Конна и Кинга, и только самые начинающие лабухи гудели на трубах от Селмера.

Но не пиджак с накладными плечами и не инструмент вызывали удивление; наш приятель был абсолютно чист. И, поверьте, я ни капли не преувеличиваю: от него теперь не несло ни травкой, ни выпивкой, ни даже жареной курятиной. Проклятье, его ж и прозвали-то Птахой — или, иначе, Курицей — как раз из-за того, что этот продукт он готов был поглощать в любых количествах. Это был какой-то совсем другой Чарли Паркер.[96] Возникало такое чувство, будто он вдруг подался в аскеты. Теперь он прямо держал спину и не бубнил, разговаривая с вами. И в глазах его больше не было прежнего затравленного, вечно испуганного выражения.

По правде сказать, я даже не узнал его, когда он завалился к Минтону. Было уже почти три часа ночи, регулярный джем-сешн шел полным ходом, и сейчас на сцене лабали парни из Филли.[97] Ну, вы знаете, ребята, одетые как деревенские негры воскресным утром и обожающие исполнять весь этот прадедушкин филадельфийский свинг. Музыка мягкая и приятная, хотя и устаревшая задолго до 1948-го. Но даже в Нью-Йорке, столице бибопа[98] и единственном месте, где жабы набирали джазовых исполнителей, в те времена еще хватало старичья, одетого в «зуты»,[99] пошитые еще лет пять назад, и пытающегося играть Колмана Хокинса, Джонни Ходжеса и Лестера Янга,[100] весьма популярных в былые времена. Сторонники бибопа составляли довольно мощное течение, но старикашки продолжали относиться к нам с пренебрежением, называя то, что мы играли, «музыкой для китайцев» и мурой.

Так вот Птаха, который, напомню, был абсолютно трезв, вдруг начал исполнять нечто такое, чего я лично никогда прежде не слышал. И я вам скажу, что когда он поднялся на сцену и поднес саксофон к губам, раздалась такая мелодия… проще говоря, мы там все чуть с ума не посходили. В те времена мы все были кем-то вроде безумных ученых от звука. Когда мы гурьбой отправлялись в сортир и кто-нибудь испускал газы, любой из нас тут же безошибочно узнавал ноту этого звука. И тогда все дружно и единовременно провозглашали ее, покатываясь со смеху.

— Ми-бемоль, Джек. Ты только что пропердел ми-бемоль.

И в тот вечер каждая третья мелодия начиналась с ми-бемоль.

Но вот мотивы, которые наигрывал Птаха, проклятье — я никогда не слышал, чтобы кто-то так складывал ноты. А ритмы были настолько сложными, что даже мне приходилось изо всех сил напрягать слух, чтобы уловить все их оттенки. Он исполнил стремительный свинг из тридцати семи нот, равномерно разбросанных по четырехдольным тактам. Таким психам, как мы, это понравилось, и тогда он начал включать в мотив все эти половинные подстройки, четверть тона, мультифонию и тому подобные безумства. И, несмотря на все это, он свинговал.

Все просто с катушек послетали, до того было здорово. А Птаха только усмехнулся, что твой король, и произнес с тем высокомерным британским акцентом, которым порой любил щегольнуть:

— Дамы и господа, вы только что услышали музыку будущего. Дебютное исполнение состоялось на кольцах Сатурна, и если вам что-то не понравилось, можете прямо сейчас подняться сюда и поцеловать меня в царственный черный зад.

Стариканам в «зутах», конечно же, не понравилось, но перечить никто не осмеливался. Все хорошо помнили по тем временам, когда Птаха еще не успел отправиться в свое путешествие по солнечной системе, что он никому и никогда не спускал обиды.