Лучше бы я был холостяком

Уже в начале следующей недели у нас была грандиозная свадьба и не менее торжественное венчание. Не знаю как Лариса, но я, по-прежнему не имея ни малейшего желания стать ее законным супругом, все ж таки был чрезмерно взволнован. Надо отдать должное Ларочке, она обладала замечательным чутьем и лучше любого дизайнера подобрала мне идеальный классический костюм традиционного черного цвета. Отбросив излишнюю скромность, с полной уверенностью могу сказать, что, глядя на меня со стороны, нельзя было не заметить, каким я был стильным и красивым женихом. Разумеется, помимо волнения, мной обладало неописуемое чувство собственного достоинства. Во всяком случае, я не терялся в толпе многочисленных гостей, одетых в не менее праздничные костюмы, и при этом отлично гармонировал с образом невесты, не выглядев невзрачным сорняком на цветочной клумбе. В шикарном подвенечном платье цельнокроеного пошива в стиле ампир, с завышенной талией, которая находилась чуть ниже груди и от которой остальная часть этого платья, свободно струясь, переходила в длинную пышную юбку, Лариса выглядела настоящей принцессой. Безумно дорогая свадебная бижутерия не только поражала воображение, но и создавала ей образ экстравагантной, романтичной и загадочной особы.

– Если бы над нами пролетела стая белых лебедей, то, мельком взглянув на тебя, каждая из этих величавых птиц ощутила бы себя неприглядной общипанной курицей, – не удержавшись от восторга, сказал я Ларочке, когда впервые увидел ее в подвенечном наряде.

– Твоя невеста должна быть самой желанной и привлекательнейшей из женщин, – лукаво ответила она и тут же добавила: – Лебеди… Чудные создания! Но мне больше нравится, когда ты называешь меня киской, сравнивая с моей любимой мэнской кошечкой.

«Бесхвостая дура!» – мысленно огрызнулся я, даже не задумываясь, кому предназначен столь нелицеприятный эпитет, моей самоуверенной и самонадеянной невесте или тупой безмозглой твари, которая до сих пор продолжала меня раздражать, ежедневно вызывая в моей душе лишь дикое желание как можно скорее вышвырнуть ее на улицу.

Впрочем, как бы там ни было, но, вступив вместе с Ларочкой на розовый плат, разостланный на полу перед аналоем православного храма, я ощутил некое давление ранее неведомой божественной силы.

– Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем той Ларисы, которую видишь здесь перед собой? – спросил священник после обручения, приступив ко второй части Таинства.

– Имею, честный отче, – твердо ответил я, заранее отрепетированной фразой.

Если бы он только мог читать чужие мысли, то наверняка бы ужаснулся, познав скрытые мечты и намерения моей темной грешной души.

– Не связан ли ты обещанием другой невесте? – снова спросил священник.

– Нет, не связан, – произнес я, на этот раз сказав чистую правду, либо никогда, даже шутки ради, не обещал ни одной из своих бывших любовниц связать с ней собственную судьбу узами законного брака, и уж тем более никогда не думал о венчании.

После того как священник задал те же самые вопросы Ларисе, он взял венец и, крестообразно ознаменовав меня, дал поцеловать образ Спасителя.

Прежде чем я успел подумать о том, какое количество людей успело прикоснуться к этому образу своими слюнявыми губами, он четко и громко произнес:

– Венчается раб Божий…

Больше я не помню ни единого его слова. Все мои мысли были лишь о моей загубленной молодости. Именно в эти минуты я отчетливо осознал, что совершил самую глупую и непростительную ошибку всей моей жизни. Но более всего меня не только огорчило, но и напугало то обстоятельство, что при выходе из храма я опрометчиво решил поправить обручальное кольцо и нечаянно его обронил.

– Плохая примета, – услышал я чей-то испуганный голос.

Словно по команде со всех сторон раздались различные причитания:

– Быть беде.

– Упавшее кольцо – предвестник несчастья.

– Молодожены вскоре расстанутся.

– Это к ранней смерти одного из супругов…

Особо не доверяя подобным суевериям, я все же почувствовал, как меня обдало холодным неприятным ознобом. Однако я тут же сообразил, что скоропостижная смерть Ларисы пошла бы мне на пользу. Я автоматически становился единственным наследником не только ее денежных средств, но и всего движимого и недвижимого имущества.

«Пятьдесят на пятьдесят», – подумал я, вспомнив высказывание привокзального афериста, встречающего приезжих простачков в окружении распоясавшихся и обнаглевших шалопаев.

Предостережение о смерти одного из супругов никоим образом не указывало на мою погибель. Рядом со мной была Лариса, и она не менее моего подвергалась той же самой опасности. К тому же я считал себя настоящим джентльменом и просто обязан был пропустить даму вперед, великодушно предоставив ей возможность в полной мере испытать суеверное предсказание!