Лучше быть святым

– Вы мне приказываете? – тихо, очень тихо спросил Вадим Георгиевич

– Да, можете считать, что это приказ. Через час прибудет автомобиль с сотрудниками личной охраны. Сдадите Никитинского им под расписку. Все. Выполняйте.

Директор повесил трубку.

В кабинете Вадима Георгиевича стояла тишина.

– Что случилось? – спросил Подшивалов, – его забирают?

Генерал кивнул в ответ

– Этою можно было ожидать, – невозмутимо заметил полковник, – нам не дали бы его раскрутить ни при каких обстоятельствах. А если он действительно убил этого Семенова? Судя по показаниям Пашкова, это случилось во время октябрьских событий прошлого года. Значит, здесь вполне могут оказаться замешанными и другие лица. Вы же все понимаете, товарищ генерал.

Вадим Георгиевич снова поднял трубку.

– Слушаю, – уже раздраженно прокричал Директор.

– Я подам заявление об отставке, – предложил старый генерал.

– Как вам будет угодно, – с облегчением заметил Директор и повесил трубку.

– Это не выход, – возразил Подшивалов.

– У меня трое внуков, – ответил генерал, –я хочу смотреть им в глаза, ничего не стесняясь.

До приезда сотрудников личной охраны они просидели молча, не сказав более друг другу ни слова.

В приемной послышался шум и в кабинет без доклада бесцеремонно вошел человек.

– Полковник Рогов, – представился он, – где наш майор?

– Сейчас его доставят, – генерал нажал кнопку селектора, – арестованного Никитинского ко мне.

– Вы смелый человек, генерал, – нагло заявил полковник, – арестовываете наших офицеров. А мы считали, что тридцать седьмой уже кончился.

– Он еще впереди – заметил Вадим Георгиевич.

– Что? Что вы сказали?

– Пока такие офицеры, как Никитинский, будут в вашей службе, опасность тридцать седьмого всегда висит над нами.

– Да ладно вам, – махнул Рогов, – я знаю Никитинского давно. Хороший офицер, верный товарищ. Может что-то сделал не так. В нашей работе чего только не бывает. А вы сразу хотите его к стенке. Так нельзя.

В кабинет ввели Никитинского.

– Можно идти? – спросил дежурный офицер.

– Идите, – разрешил генерал. Никитинский откровенно торжествовал:

– Я вам говорил, товарищ генерал. Напрасно вы все это затеваете.

Вадим Георгиевич не сдержался. Впервые в жизни

– Вы подлец, Никитинский. Вы позор нашего народа. Такие как вы не могут быть российскими офицерами.

– Громкие слова, – махнул Никитинский, – это все я слышал много раз.

Его красивое молодое лицо светилось торжеством. Рогов поднялся вслед за ним.

– Все, майор, – строго сказал он, –спор окончен. Мы вас забираем. Вот расписка, – отдал он генералу бумагу.

Почему-то поднялся и Подшивалов.

– Простите меня, – немного смущенно попросил он Никитинского, – я видел, как вы держались здесь, будучи арестованным. Я вами просто восхищен. Позвольте пожать вашу руку.

Ошеломленный Никитинский молча протянул руку Подшивалов ее пожал, сказав на прощание:

– Я думаю, вы не такой человек, каким вас все считают.

– Подлизываетесь, – решил Никитинский, гадливо улыбаясь. Он, не сказав более ни слова, повернулся и вышел, не попрощавшись. За ним вышел и Рогов.

Вадим Георгиевич удивленно посмотрел на Подшивалова.

– Что с вами, происходит, товарищ полковник?

– Зло должно быть наказано, – вздохнул Подшивалов, – нельзя ждать только Божьего суда.

В глазах генерала мелькнуло понимание подозрение.

– Вы сейчас его…

– Я просто с ним попрощался.

– Но это убийство. В моем кабинете, Игорь Арсеньевич.

– Это возмездие, – возразил Подшивалов, – не волнуйтесь. Он проживет еще несколько дней, если, конечно, проживёт. Боюсь, что в его собственном ведомстве тоже не любят провалов. У него и так было мало шансов.

XVII

Пашкова увезли в Лефортово. Сулакаури и Суслова отправились отдыхать. Подшивалов впервые после начала всей операции направился к себе домой. Ковальчук наконец пришел в себя, попросил супа.

Меджидов сидел у генерала.

– Я здесь последний день, – сказал Вадим Георгиевич, глядя в глаза своему собеседнику, – больше не могу здесь находиться. Вы сделали большое нужное дело. Пока все следили за вами, люди Примакова привезли документы в Москву. Они действительно представляют большую ценность. Евгений Максимович звонил, благодарил. Кстати, он тоже просил вас зайти к нему, догадываюсь, будет уговаривать остаться.

– Этот вопрос уже закрыт.

– Может вы и правы. Думаете вернуться в Баку?

– Конечно. У меня там семья, любимая работа.

– Значит, группа "О" прекращает свое существование?

– После того, что случилось. Я так перепугался в Брюсселе за Лену Суслову, а она доказала, что настоящий профессионал. Одна, без оружия, уложила двоих вооруженных бандитов. И этим ударом выиграла наш спор с Пашковым.

– Мужественная женщина. По-моему, она в вас влюблена, – заметил Вадим Георгиевич, – вчера она так смотрела на вас.

– Я уже слишком стар для таких забав, – махнул рукой Меджидов. – А она еще молодая, красивая женщина. У нее вся жизнь впереди.

– Что это вы так заговорили? А я ведь старше вас и ничего – держусь.