Какое-то время я был одним из них. Я резервировал за два года — даже четыре — свой чистый, хорошо освещенный номер в сегодня знаменитом «Вейфарерс Инн» в Манчестере, где останавливались гонщики и разворачивалось всё действие.
Настроение в «Вейфарерс» было как в казино. Проигрыш в Нью-Гемпшире был постоянным явлением, а победа была гарантированным быстрым полетом куда-то — может быть, в Белый Дом — или, по крайней мере, к громкому уходу. Возможно, уходу скорому, ну и что?
Здесь было то, что они называют «пьянящей атмосферой» — как бродить по загону при ипподроме и пытаться почувствовать возможности скакунов. Однажды ночью, всего несколько часов до открытия избирательных участков, я вернулся в свой номер и обнаружил, что его занял Уолтер Кронкайт…
Я так и не простил его за это.
Но я простил «Вейфарерс». У них не было выбора. Это было чисто вопросом мускулов, и у меня их не хватило. Это политика, Бубба! Она почти не меняется.
Но у меня был ктяшга-победитель того года, а у Уолтера нет. (Он также не простил мне этого, несмотря на то, что я, позднее, пытался включить его в команду.) Уолтер — тупая, злобная, порочная, бьющая ножом в спину старая подделка под человека, и он вовсе не то, чем кажется, и — Оп-ля! Не обращайте внимания. Я, наверно, думал о Джордже Буше. Вот это свинья! Нет, Уолтер никогда не был таким. Он был честным человеком, а Джордж Буш — спятившая жертва. Разница очень велика.
Я ЗАРЕЗЕРВИРОВАЛ номер в «Вейфарерс» на февраль 1991 — но отказался от заказа, более или менее в последний момент. Я решил остаться в стороне и не использовать свой шанс посмотреть на лидирующего кандидата…
Разумное решение, как я думал. На фиг их всех. Джордж Буш выглядел непобедимым, а демократы были бандой дублеров, задниц, которые, вероятно, надеялись на рывок в 1996 году… Ещё бы! Прошу, произносить моё имя правильно! Я — кандидат в президенты, а ты нет — так что убирайся, черт возьми, с моего пути, если ты не голосуешь. И следующий раз, Бубба, когда увидишь, что я иду, лучше убегай!
Глава 3
Лето 1991
Летозакончилось, началасьжатва, имынеспасены.
— Иеремия, 8:20
Кошмар в Вуди-Крик… Вторжение силовиков… Вооруженное противостояние с Джорджем Бушем, который вместе с премьер-министром Англии попал в ловушку в непокорной долине… Аэропорт захвачен вооруженным самоубийцей, Секретная Служба парализована… Как долго можешь ты противостоять этому, Бубба, до того как твоя страсть к политике даст трещину?
В СКАЛИСТЫХ ГОРАХ июль и август — месяцы гроз. Иногда слышен гром, но не всегда. Иногда, ночью, есть только молнии, совсем без дождя и без грома, жуткий ураган молний, яркие вспышки каждые 10 или 15 секунд, непрерывно в течение двух часов. Такое явление называется «летние молнии», и многие люди чувствуют от них слабость — как это случилось с Ли Тревино несколько лет назад, когда он прогуливался в грозу с железной клюшкой на плече. Ба-бах! Прямо за ним. Черная дыра в грине, 66 миллионов вольт. Но Ли Тревино выжил и потом говорил: «Даже Бог не может играть железной клюшкой».
БЫВАЮТ ДНИ, когда тебя что-то озадачивает. И бывают дни, когда ты находишь ответ. Как будто ты едешь на скорости 80 миль в час по льду, и вдруг в свете фар ты видишь перед собой большую черную свинью. Бум. Полная ясность. Больше никаких серых зон.
Некоторые люди живут для подобных моментов — ужасных вспышек ясности и обнаженной правды. И бывают дни, когда я становлюсь одним из таких людей…
Но не всегда. Ощущения не многим отличается от тех, что испытываешь от электрошоковой терапии или удара молнии. Бэнг! Огонь в яйцах, выпученные глаза и запах паленых волос.
К подобным вещам надо приобрести вкус. Первая проба — даром, но потом надо чтобы тебе это по настоящему понравилось. Когда мне было 15 лет, у меня была привычка бегать голым по площадке для гольфа в Чероки-Парк в Луисвилле летними ночами, когда гремел гром, и сверкали молнии, а грин был пропитан дождем. Однажды ночью я спрятался под большим вязом, на полпути к далекой первой лунке, дорожка к которой чуть заметно вилась вверх по холму над озером. Внезапно меня подбросило на 10 футов в воздух. Удар был таким ужасным, что я ничего не чувствовал, пока кувыркался в судорогах вниз по холму от лунки № 3. Я оглянулся, чтобы взглянуть на то место, где только что стоял, и увидел, что дерево расщеплено до середины и горит. Оно шипело и щелкало, и трещало на дожде, а когда я в конце концов вернулся назад за своей одеждой, она была обуглена и покороблена, а клюшка, которую я держал в руке, была сожжена до черноты и скручена как крендель.