Она снова хихикнула и прижалась ко мне плотнее. «Было не так уж плохо, – сказала она. – Тебе надо посмотреть видеопленки. Хочешь?»
Тут кто-то хлопнул меня по плечу, и я услышал, как Джеймс сказал: «Осторожно, Док! Ты выглядишь так, как будто тебе надо выпить. Давай возьмем столик».
«Отлично», – сказал я и повернулся, чтобы представить Маурин, но она исчезла. Джеймс был в философском настроении, и я решил пока не упоминать о сексуальных видеопленках с Клинтоном. Николь присоединилась к нам, вместе с Стейси Хейдаш, хорошенькой молодой ассистенткой Карвилла, и они обе выглядели головокружительно. Маурин нигде не было видно, ко она дала мне свою визитку, и я знал, что постараюсь как можно быстрее встретиться с ней и посмотреть видеопленки. У меня просто не было выбора. Возможно, я получу очень важные сведения.
Тем временем, пребывая в блаженном неведении о бомбе, которую я скоро ему подложу, Карвилл рассуждал о теологии.
«Вспомни, – сказал он. – Библия говорит, что каждый съест фунт грязи перед тем, как умрет».
«Что? – сказал я. – Библия? Брось, Джеймс, я знаю Библию… Дерьмо, я же доктор богословия, я, черт возьми, ученый, знаток всех четырех Библий. Ни одно из Священных писаний не говорит, что каждый человек, рожденный во Христе, должен съесть фунт грязи, чтобы попасть на небеса».
Джеймс хихикнул. «Небеса? – сказал он. – Кто упоминал о небесах?»
Упс, подумал я. Будь осторожен с библейским материалом. Сейчас ни Джеймс, ни я не в состоянии с ним справиться. Мы оба находимся в тисках беспредельного стресса… А, кроме того, он ведь дремучий католик.
«Ладно, пустяки, – сказал я. – Немного грязи никому не повредит. Мы, вероятно, получим некоторое её количество у Доу. Дьявол, поедание грязи сделает нас устойчивыми к мерзости, разврату и низости, не так ли? Помнишь Дэвида – «Мальчика в Пузыре»?*»
«Ещё бы, – сказал он. – Я помню всё, Док – вот почему я так хорош в своём деле. Я делаю зарубки!» Джеймс рассмеялся и выпил оба мартини. Выглядел Джеймс опасно рассеянным…
«Ты думаешь, Бог – подлый, Бубба? Дерьмо, ты должен посмотреть мои протоколы! Ричард Никсон даже не думал о том, чтобы иметь такой список врагов, какой есть у меня».
Я ему поверил. Джеймс – самый чистокровный «политический профессионал» из всех, что я когда-либо встречал – то есть, из очень большого количества крайне подлых людей, мастеров мести и двуличности, которые знали, что надо делать, и делали это. Они были профессионалами – самые жесткие из жестких нападающих нашего времени: Ли Этуотер, Франк Манкиевич, Пат Бьюкенен – все они, без сомнения, достойны номинироваться в Зал Славы жёстких политиков, а Джеймс Карвилл, по меньшей мере, не хуже любого из них, или, скажем, был не хуже в 1992 году.
«Хорошо, Джеймс, – сказал я. – Давай пойдем к Доу и закажем прекрасный грязевый пирог».
«Почему бы нет? – сказал он. – Я проголодался».
«Ты всегда хочешь есть, Джеймс, – сказал я. – Точно так же, как я всегда хочу пить».
Он быстро кивнул и встал. «Пошли. У нас есть машина, я – за рулем, – Джеймс захихикал. – Я здесь, вероятно, единственный, у кого есть водительские права. Дьявол, думаю, у тебя их отобрали уже давно – я прав, Док?»
Я пристально посмотрел на него и ничего не сказал. Стейси взяла чек у нервозной официантки и передала его мне… Я пожал плечами и подписал. Сумма составляла 2.99 доллара.
* Дэвид Веттер родился с врожденным тяжелым иммунодефицитом и провел все тринадцать лет своей короткой жизни в стерильном пластиковом пузыре, получая стерильную пишу, дыша стерильным воздухом и играя стерильными игрушками. История Дэвида Веттера вызвала серьезные этические дебаты в обществе.
«Джеймс никогда не пьет слишком много, – заверила меня официантка. – Мы заботимся об этом». Она улыбнулась и поцеловала его в макушку. «Наш Джеймс слишком важен, – сказала она. – Мы не можем допустить, чтобы он бегал здесь пьяным».
«Никогда, черт возьми, – сказал Карвилл. – Две порции выпивки в день – вот мой предел. Правильно, Фей?»
Фей торжественно кивнула и улыбнулась, когда я добавил 22 доллара чаевых и передал их ей вместе с чеком.
«Спасибо, Доктор, – сказала она. – Номер 436, правильно?» Она захихикала. «Да, конечно тот самый». Она знала это очень хорошо.