Лучше не бывает

— Мог бы сделать это в другом месте, бедняга! Интересно, что вы думаете — Мак-Грат мог шантажировать его? В этом, может быть, и причина?

— Я так не думаю. Но я скоро узнаю.

— Очень самоуверенно звучит. Есть ли еще зацепка?

Дьюкейн вдруг почувствовал, что надо быть осторожней. Его беспокоило то, что Биран сидел напротив него в кресле, из которого еще не испарился полностью образ многоцветного Мак-Грата. К нему опять вернулось тревожное чувство смешанного отвращения и стремления быть судьей, которое причинил ему допрос Мак-Грата. А над Бираном у Дьюкейна не было власти. Биран не был заключенным на скамье подсудимых.

Он почувствовал желание мистифицировать своего посетителя. Он ответил: «Да, одна-две ниточки есть. Посмотрим, посмотрим».

Сейчас он физически ощущал смятение от своей старой неприязни к Бирану. Он должен, наконец, забыть о его издевательском смехе. Он сам часто шутил над беззащитными людьми, просто так. Надутое и уязвленное «я» должно прекратить докучать наконец. Он вспомнил о военных заслугах Бирана. Вот и еще один повод для зависти, еще один источник его абсолютно бессмысленной неприязни. Пока Дьюкейн смотрел на Бирана, собиравшегося уходить, в пыльном солнечном кабинетном свете он вдруг прямо перед глазами увидел Полу и близнецов, как он в последний раз видел их на пляже в Дорсете. Дьюкейну никогда не приходило в голову — он ведь любил Полу и восхищался ею — сомневаться, что Биран был виновником их развода. Он слышал, как Биран говорит о женщинах. Но то, что он чувствовал сейчас, следя за тем, как посетитель уходит, было больше, чем жалость: у этого человека была такая жена, как Пола, такие дети, как близнецы, и он добровольно и навсегда потерял их.

9

— Делай что хочешь, — говорила Джессика, — только не говори слова «никогда». Я умираю от этого слова.

Джон Дьюкейн молчал с несчастным видом. Его робкий затравленный вид превратил его в другого человека, в незнакомца.

— Я просто не понимаю, — сказала Джессика. — Должен быть какой-то выход, долженбыть. Думай,Джон, думайради Христа.

— Нет иного выхода, — пробормотал он, — нет.

Он стоял у окна в ярком солнечном свете, съежившись от боли, несчастье, физически жуткое и странное, как будто покрыло его тело струпьями. Он медленно поворачивал голову — туда и сюда, без всякого смысла, как животное, пытающееся освободиться под непосильным ярмом. Он бросил быстрый враждебный взгляд на Джессику и сказал: «О, Господи».

Джессика сказала: «Ты хочешь, чтобы я сама помогла тебе разорвать со мной. Но я не могу. С таким же успехом я могла бы попытаться перестать дышать, чтобы умереть».

— Мое бедное дитя, — сказал он тихо, — не борись, не борись.

— Я не борюсь. Я просто хочу остаться в живых.

— Все так ужасно запуталось, Джессика…

— Может, в тебе что-то запуталось. Я не изменилась. Джон, почему ты не можешь объяснить? Зачем ты это делаешь? Мы не можем продолжать жить в такой внутренней неразберихе. У нас нет никакой основы, стабильности, обычности. Мы живем чувствами и просто съедаем друг друга. И это разрушительно для тебя. Ты не обо мне думаешь, Джон, — сказала она, — я знаю это. Ты думаешь о себе. Что же касается обычности, почему мы должны быть обычными? Мы — необычные люди.

— Я имею в виду, то мы не можем сосуществовать, как прежде. Мы не женаты, и мы не друзья. Ничего не выходит, Джессика, это — плохая ситуация.

— Она была такой последнее время, но все придет в норму, если ты перестанешь дергаться.

— Нужно все упростить. Человек должен упрощать свою жизнь.

— Не понимаю — почему. Ведь жизнь, вообще, не проста?

— Да. Но должна быть. Человеческая жизнь должна быть проста и открыта. Но если все это так и будет продолжаться, то она таковой не станет. Мы живем как люди, зависящие от наркотиков.

— Нечему продолжаться, кроме моей любви. Вот что тебя беспокоит.

— Хорошо, меня это беспокоит. Я не должен был допустить такие отношения между нами с самого начала, Джессика. Ответственность лежит целиком на мне. Я повел себя совершенно неправильно.

— Мне кажется, что то, что вступил в эти отношения, — самое лучшее, что ты сделал за всю свою жизнь, каков бы ни был финал.

— Прошлое все равно останется, каков бы ни был конец.

— Почему ты не можешь жить настоящим? Ты живешь где угодно, только не в настоящем. Почему ты не можешь быть просто милосердным ко мне?

— Мы — люди, Джессика. Мы не можем жить только настоящим.

Джессика закрыла глаза. Ее любовь к Джону была такой сильной в этот момент, что будто заживо сжигала ее. Она подумала: если бы я могла исчезнуть сейчас и пеплом упасть к его ногам.

Его внезапное решение не видеться больше было совершенно непонятно девушке. Это было как смертный приговор, который вынес тайный суд за неизвестное преступление. Все ведь было как раньше, и вдруг это случилось.