То, что Джуди Макграт была Еленой Троянской и что Макграт, возможно, уже не в первый раз использовал свою жену как приманку для шантажа, пришло в голову Дьюкейну почти сразу. Он не ожидал, что существует звено между Джуди и Бираном, но, когда он так неожиданно узнал о нем, оно показалось ему таким же естественным, как и очевидным. Сначала Дьюкейн сожалел, что вспугнул Бирана и потерял преимущество внезапности, но, скорей всего, Биран был хорошо информирован о ходе расследования благодаря услугам Джуди и ее мужа. Очень вероятно, что Макграт шантажировал и Бирана, хотя, конечно, самым дружеским образом. Во всяком случае, теперь Биран знает, что находится под подозрением, и, поразмыслив, Дьюкейн решил, что это неплохо. Его очень поразило выражение ужаса на лице Бирана, когда они встретились на Смит-стрит. Дьюкейн подумал:
– Где Барбара? – спросил Дьюкейн у Мэри. – Катается?
– Нет, пони потянула ляжку. Думаю, она у себя.
– Она все еще переживает из-за Монроза?
– Да, ужасно. Вчера она опять плакала. Не могу понять, что случилось с несчастным животным. Коты просто так не исчезают.
– Я слышал, Пирс говорил, что Монроз утонул, – сказал Дьюкейн. – Он не должен говорить такое Барбаре.
– Конечно, не должен, – коротко отозвалась Мэри, помешивая ревень.
– Я, пожалуй, поднимусь к ней. Она не должна вот так сидеть взаперти в такой день, как сегодня. Мы пойдем с ней прогуляемся к Вилли. Хочешь с нами, Пола?
– Нет, спасибо.
Пола бросила на него нервный, озабоченный взгляд. Ее лицо казалось замкнутым и серым – лицо фехтовальщика, смотрящего сквозь частую сетку маски. Дьюкейн с привычным уколом совести подумал: я должен как следует поговорить с Полой, пусть она объяснит, что с ней происходит. Он быстро подумал, с кем первым ему нужно пообщаться – с Полой или Барбарой? Но теперь новый укол совести привел ему на ум Джессику. Нужно будет поскорей увидеться с Джессикой. Эта мысль так смутила и опечалила его, что его сочувствие к Поле сразу уменьшилось. Победило его собственное желание. Барбара может утешить его самого. Он пойдет к Барбаре. Он встал.
– Попытайся привести Вилли к чаю, Джон, – сказала Мэри.
– Я попытаюсь, но вряд ли мне удастся.
Дьюкейн вышел из кухни. Солнце светило через стекла входной двери, обнажая полированные, чуть розовые вмятины на каменном полу холла. Дьюкейн поднял с пола книгу, принадлежавшую Эдварду, – «Естественная история Селборна» – и положил ее на стол. На лужайке перед домом он увидел Кейзи и близнецов, сидящих на тартановой красной подстилке, они лущили горох. Он почувствовал, прикасаясь к столу и задержавшись в этом солнечном, так хорошо знакомом холле, другую боль, трогательную, приятную, понимание невинного мира – мира, который он любил и в котором нуждался, но ускользающего от него. Он подумал: невинность – важна. Это не просто свойство, которое мы теряем. Она магнетически все равно остается в жизни каждого, остается как нечто живое и совершенно не подверженное действию механического и ужасного. Он подумал: бедный Биран. И опять беспокояще странная мысль: Биран придет ко мне. Он начал подниматься по лестнице.
Когда Дьюкейн достиг первой лестничной клетки, он увидел там Пирса, который вышел откуда-то со стороны кладовых. Пирс, который не заметил Дьюкейна, шел очень осторожно, неся в руках блюдце с чем-то белым. Стараясь не уронить его, он открыл дверь своей спальни и вошел. Дьюкейн наполовину бессознательно воспринял то, что увидел, и наполовину бессознательно стал размышлять над этим. Затем, во внезапном озарении, вернувшем его в настоящее, он понял смысл происходящего. Он остановился, подумал и быстро прошел мимо двери в комнату Барбары. Он дошел до двери Пирса и распахнул ее. Монроз свернулся клубочком на постели Пирса.
– Пирс, ты – мерзкий маленький негодяй.
Пирс, только что поставивший блюдце с молоком на пол, медленно выпрямился и снял очки. Он оттопырил пухлую нижнюю губу и медленно провел рукой по прямому лбу и длинному носу, как бы пытаясь скрыть выражение своего лица. Он ждал.
Дьюкейн поднял Монроза и вышел. Он постучал в дверь Барбары и сразу же вошел. Комната была пустая. Пирс, шедший за Дьюкейном, тоже вошел в комнату. Они встали лицом к лицу.
– Боже, что же ты сделал, какая мерзость! – сказал Дьюкейн. Он вдруг весь задрожал от ярости. Все беспокойство, тревога, чувство вины – все сфокусировалось в этом примитивном гневе.
– Я не причинил Монрозу никакого вреда, – сказал Пирс медленно.
– Ему нет, а Барбаре? Как ты мог быть таким жестоким?
Дьюкейн опустил Монроза на стол. Проделывая это, он заметил близко от своей руки маленький хлыст для верховой езды с серебряной ручкой, принадлежавший Барбаре. Образ хлыста всплыл в его мозгу и исчез.
– Понимаете, – сказал Пирс прежним объясняющим тоном, – если бы она только пришла ко мне, пришла, как раньше она обычно делала, если бы она не обращалась со мной как с прокаженным, она бы нашла Монроза. Это была такая проверка. – Он положил руку на стол, слегка наклонясь вперед.