Лучше подавать холодным

- Всё лучше, чем когда я тебя нашел. Тебе надо научиться смотреть на светлые стороны событий. - Он отбросил зеркало, встал и натянул плащ. - Должен покинуть тебя на время, но я вернусь, как всегда. Продолжай разрабатывать руку, только не перетрудись. Попозже мне надо будет вскрыть твои ноги, чтобы установить причину, почему тебе так трудно встать.

Она заставила себя изобразить болезненную улыбку. - Да. Понимаю.

- Хорошо. Тогда до скорого. - Он перебросил через плечо свой холщевый мешок. Шаги проскрипели по коридору, замок закрылся. Она медленно досчитала до десяти. Слезла с койки и схватила с лотка нож и пару игл.

Она доволочилась до посудного шкафа, настеж рванула ящик, запихала трубку вместе с баночкой в карман штанов свисающих с её костлявого таза. Затем выглянула в сени, доски скрипнули под босыми ногами. В спальню, морщась, пока выуживала из-под кровати старые сапоги и рыча, пока натягивала их.

Снова вышла в коридор, сипло дыша - от усилий, от боли, от страха. Встала на колени перед входной дверью, вернее по чуть-чуть сгибала трещащие суставы, пока её раскалывающиеся колени не оказались на половицах. С тех пор как она имела дело с замками, прошло много времени. Она тыкала и щупала иглами, скрюченная рука не слушалась.

- Поворачивайся, сволочь. Поворачивайся.

К счастью замок был так себе. Собачка подалась и повернулась с упоительным лязгом. Она схватилась за ручку, потянула дверь.

Ночь, и ночь ненастная. Холодный дождь хлестал на заросший двор, пышные растения окаймляло тончайшее мерцание лунного света, крошащиеся стены блестели от влаги. За накренившимся забором вздымались голые деревья, тьма сгущалась под их ветвями. Бурная ночь для инвалида без крыши над головой. Но пощёчины от студёного ветра и полный рот чистого воздуха, дали ей снова почувствовать себя живой. Лучше замёрзнуть на свободе, чем провести ещё хоть миг с костями. Она выползла под дождь, заковыляла по саду и за неё цеплялась крапива. Под деревья, меж их блестящих стволов - она свернула с тропы и не оглядывалась.

Вверх по долгому склону, здоровая рука цеплялась за размокшую землю, вытягивала её тело. Каждый раз, наступая и скользя, она подвывала, скрежетала каждая мышца. Чёрный дождь стекал с черных ветвей, барабанил по опавшей листве, проползал сквозь волосы и сваливал их на лицо, сочился под сворованную одежду и приклеивал её к изъязвлённой коже.

- Ещё шаг.

Она должна уйти подальше от койки, и от ножей, и от того обвислого, белого, пустого лица. Того лица, и ещё одного, в зеркале.

- Ещё шаг... ещё шаг... ещё шаг.

Чёрная почва качаясь, плыла мимо, её рука бороздила жидкую грязь, касаясь корней деревьев. Она шла за отцом, а тот толкал плуг, давным-давно - рука бороздила перевёрнутую землю, нащупывая камни.

Что бы я без тебя делал.

Она стояла на коленях вместе с Коской, в холодном лесу, ожидая в засаде, в нос набивался тот сырой, свежий запах деревьев, сердце лопалось от страха и восторга.

Внутри тебя сидит дьявол.

Она думала о том, что было нужно, и только поэтому всё ещё шла, и воспоминания неслись, обгоняя её заплетающиеся сапоги.

С террасы, и давайте на этом закончим.

Она остановилась, наклонившись, встала, вытрясывая выдохи пара в мокрую ночь. Без понятия - откуда вышла, где шла и как далеко она забралась. Сейчас важно не это. Она оперла спину о тонкий побег, поддевая здоровой рукой пряжку на поясе и пихая её тыльной стороной другой руки. Это заняло у неё целую эпоху зубовного скрежета - чтобы наконец-то раскрыть проклятую штуковину. Ну, по крайней мере, ей не пришлось стаскивать с себя штаны. Они свалились с костлявой задницы и безобразных ног сами, под собственным весом. Она на миг задумалась, гадая, как же будет надевать их обратно.

За один раз только один бой, писал Столикус.

Она вцепилась в низко растущую ветку, скользкую от дождя, протолкнула себя под ней - правая рука лежит на мокрой рубашке, дрожат голые колени.

- Давай же, - шипела она, пытаясь расслабить затвердевший мочевой пузырь - Если тебе нужно выйти, просто выходи. Просто выходи. Просто...

Она облегченно зарычала, брызги мочи вместе с дождём падали в грязь, стекая вниз по холму. Правую ногу ломило сильнее, чем когда-либо до этого, истощённые мышцы подёргивало. Она сморщилась, пытаясь подвинуть руку вниз по ветке и перенести вес на другую ногу. В тот же миг ступня выскользнула из-под неё, и она полетела навзничь, ухнув на вдохе. Все мысли заслонило пронзительное воспоминание о падении. Она прикусила язык, когда её голова шлёпнулась в грязь, проехала шаг или два, молотя по земле, и плюхнулась в мокрую, набитую гнилыми листьями впадину. Штаны обмотались вокруг лодыжек. Она лежала под стуком дождя и плакала.

Это была, несомненно, чёрная полоса её жизни.