Лучше подавать холодным.

- Уёбище позорное! - Отец. На безжизненном лице дорожки слёз, трясёт своим кувшином. - Нет, чтобы ты подох, а брат остался жить? Бестолковый хуеплёт! Ты бесполезная, бесхребетная, унылая куча говна!

- Всё это чушь, - огрызнулся Трясучка сквозь стиснутые зубы, присаживаясь у огня на корточки. Всю его голову колотило. - Это просто... просто чушь.

- Что - чушь? - забулькал Тул Дуру, и когда он произносил слова, из взрезанного горла сочилась кровь.

- Всё это. Хари из прошлого, произносящие исполненные смысла речи. По моему пиздец как банально, нет? Получше этой херни вы ничего не смогли придумать?

- Ммм, - сказал Молчун.

Чёрный Доу выглядел малость смущённым. - Не вини нас, паренёк. Ты же спишь, нет? Ты отрезал волосы?

Ищейка пожал плечами. - Буть ты умнее, может тебе бы и сны снились более умные.

Он почувствовал за спиной чью-то хватку, за плечом виднелось искривлённое лицо. Это Девять Смертей был рядом с ним, кровавые волосы не отлипали от головы, изрезанное шрамами лицо обрамляла чернота. - Будь ты умнее, может тебе бы и глаз не выжгли. - И он всадил палец в глазницу Трясучки, давя сильнее и сильнее. Трясучка забился, и скорчился, и заорал, но избежать происходящего не мог. Всё уже было сделано.

Он проснулся, конечно же с криком. Теперь он всегда так просыпался. Вообще-то криком назвать это трудно, его голос износился до глухого крошашегося огрызка, камнями царапавшего ободранную глотку.

Было темно. Боль раздирала его лицо как волк забитую тушу. Он раскидал одеяла, шатаясь, пошёл в никуда. Словно горящее железо прижимали к нему до сих пор. Врезался в стену и упал на колени. Согнулся, сдавливая череп ладонями, как будто они могли помешать голове расколоться.

Он качался из стороны в сторону, напрягая до отказа каждую мышцу. Стенал и стонал, рычал и канючил, пускал слюни и сопли, бормотал и бредил, сошёл с ума, лишился рассудка. Трогал его. Нажимал туда. Теребил трепещущими пальцами бинты.

- Шшшш, - прикосновение руки. Монза шарила по его лицу, убирая назад его волосы. Боль разрубала голову там, где раньше был его глаз, как топор раскалывает полено, а вместе с ней разрубала его сознание, ломала его и выворачивала наизнанку, разбрызгивая ошмётки мыслей, как ошмётки мозгов. - Клянусь мёртвыми... пусть перестанет... нахер, нахер. - Он схватил её за руку и она поперхнувшись, поморщилась. Ему было всё равно. - Убей меня! Убей. Но только пусть перестанет. - Он даже не осознавал, на каком языке говорит. - Убей меня. Клянусь... - Он рыдал, слёзы жалили глаз. Тот который ещё у него оставался. Она отняла руку и он снова качался, раскачивался, боль проходила сквозь его лицо, как пила сквозь деревянную колоду. Он же пытался быть хорошим человеком, неужто нет?

- Я пытался, блядь, сука, пытался. Пусть перестанет... прошу, прошу, прошу, прошу....

- Вот. - Он схватил чубук трубки и присосался к ней, жадно, словно к бутылке пьяница. Он едва ли замечал, как щипет дым, просто тянул в себя воздух, пока не заполнились лёгкие, и всё это время она держала его, крепко обнимая руками, качала его вперёд-назад. Теперь во тьме появилось множество красок. Сверкающие лужицы. Взамен раскалённого нажима, боль отступила на шаг. Дыхание смягчилось и стало хныканьем, измотанное тело сводила ломота.

Она помогла ему подняться, поставила на ноги, трубка со стуком выпала из его кривых рук. Покачивалось открытое окно, картина иного мира. Может быть ада, с красными и жёлтыми проблесками огня, длинными мазками прочерчивающими тьму. Кровать подступила вплотную и поглотила его, засосала в себя. Его лицо по прежнему билось, стреляло тупыми мучительными ударами. Он всё тужился вспомнить от чего.

- Мёртвыми... - прошептал он, по другой щеке бежали слёзы. - Мой глаз. Мне выжгли глаз.

- Шшшш, - прошептала она, нежно поглаживая здоровую сторону его лица. - Потише, Коль. Тише.

Ночь потянулась к нему, обернулась вокруг него. Прежде чем тьма забрала его, он неуклюже погрузил свои пальцы в её волосы и притянул её лицо к своему, так близко, что можно дотронуться губами до бинтов.

- Такой была бы ты, - шепнул он ей. - Была бы ты.

Счёты других людей

- Тут он лазит, - сказал один, с язвой на щеке. - Саджаам лазит.

Испачканная грязью дверь, в грязной испачканной стене, оклеенной развевающимися на ветру старыми листовками, осуждавщими Лигу Восьми как злодеев, узурпаторов и просто преступников. С каждого взирала пара карикатурных лиц - раздувшийся герцог Сальер и глумливый герцог Рогонт. Пара настоящих просто преступников стояла у прохода, едва ли не столь же карикатурно. Один темнокожий, второй с забитой наколками рукой, оба просматривали улицу с одинаково сердитыми лицами.