Лучше подавать холодным

— Тогда что-ж ты тратишь моё чёртово время? Да я могу набрать кучу подходящих стирийских рыбаков, лучших работников, каждый в море по дюжине лет. — Он махнул на обступивших док неприкаянных людей, выглядевших скорее так, будто они провели по дюжине лет в кружке с элем. — Зачем мне давать работу какому-то северянину-попрошайке?

— Я буду трудиться не покладая рук. У меня полоса невезенья, вот и всё. Мне просто нужен шанс.

— Как и всем нам, но я не расслышал, почему именно я должен его тебе дать?

— Лишь шанс чтобы…

— Вали с моего судна, здоровенное бледное мудило! — Капитан схватил с палубы рейку из неструганного дерева и сделал шаг вперёд, будто собаку бить собрался. — Убирайся, и забирай своё невезенье с собой.

— Может рыбак из меня и никакой, зато я всегда умел пускать людям кровь. Лучше выбрось палку, пока я, блядь, не заставил тебя её сожрать. — Трясучка бросил предупреждающий взгляд. Убийственный взгляд настоящего Севера. Капитан заколебался, притормозил и ворча остановился. Затем отбросил палку и начал орать на одного из своих людей.

Трясучка ссутулил плечи и не оглядывался. Он устало протащился к началу аллеи, мимо наклеенных на стены изорванных объявлений, их слова размазались. Пролез в тень промеж слепленных вместе построек, за его спиной приглушался портовый шум. Случилась та же самая история что и с кузнецами, и с пекарями, и с каждым сучьим ремесленником в этом сучьем городе. Даже с сапожником, хоть он и выглядел подающим надежды, до тех пор пока не послал Трясучку на хуй.

Воссула сказал, что в Стирии везде есть работа и всё что требуется это только спросить. Похоже, что по непостижимым причинам Воссула брехал ему всю дорогу. Трясучка задавал ему всевозможные вопросы. Но только теперь, когда он, поскользнувшись у грязного порога, влез в своих поношенных сапогах в помойную канаву где жила компания рыбьих голов, до него дошло, что он не задал единственного вопроса, который должен был. Одного вопроса, что встал перед ним как только он сюда добрался. Скажи мне, Воссула — если Стирия такой кусок чуда, какого ж хрена ты переехал сюда, на Север?

— Ебал я эту Стирию, — прошипел он на северном наречии. Боль в переносице похоже означала, что скоро потекут слёзы, но он уже дошёл до того, что не испытал от этого никакого стыда. Коль Трясучка. Сын Гремучей Шеи. Названный, который вставал лицом к лицу со смертью в любую погоду. С кем бок о бок дрались величайшие имена Севера — Рудда Тридуба, Чёрный Доу, Ищейка, Хардинг Молчун. Кто возглавлял атаку на войска Союза при Камнуре. Кто держал строй против тысячи шанка у Дунбрека. Кто бился семь гибельных дней на Взгорьях. Он почти ощутил как губы стянула улыбка при мысли о тех вольных, смелых временах, из которых ему удалось выйти живым. Он понимал, что и тогда постоянно умудрялся обосраться, но какими же счастливыми те дни казались сейчас. По крайней мере он был не один.

При звуке шагов он огляделся. Четверо мужчин вступили в аллею со стороны порта, тем же путём что и он. У них был тот извиняющийся вид, какой бывает у людей с нехорошими замыслами. Трясучка вжался в свою подворотню, надеясь, что их нехорошие замыслы его не затрагивают.

Душа северянина сорвалась в пропасть, когда они стали полукругом, рассматривая его. У одного был заплывший красный нос — такой запросто заиметь обильно выпивая. Другой, лысый как носок ботинка, держал внизу длинную деревяшку. У третьего — жидкая борода и полон рот коричневых зубов. Не очень приятный мужской коллектив, и Трясучка не предполагал, что что-то приятное было у них на уме.

Тот, кто стоял впереди, оскалился — мерзко выглядящая сволочь с рябой крысиной мордой. — Что ты для нас приготовил?

— Хотел бы я, чтобы у меня можно было отнять что-нибудь путное. Но у меня ничего нет. Можете спокойно идти своей дорогой.

Крысиная Морда мрачно поглядел на лысого приятеля, рассерженный от того, что им может ничего не достаться. — Значит, твои сапоги.

— В такую погоду? Я же замерзну.

— Замерзай. Мне ль не похер. Давай сапоги, пока мы тебе не навешали ради спортивного интереса.

— Ебал я этот Талинс, — прошевелил губами Трясучка, угли жалости к себе внезапно вспыхнули в нём кровавым пламенем. Его грызло, что приходится так унижаться. Мудакам не нужны его сапоги, они просто хотят почувствовать себя крутыми. Но один против четырех, и без оружия в руках — дурацкая драка. Только дурак решит погибнуть из-за какого-то куска старой кожи, как бы ни было холодно.

Он низко склонился и, бормоча, взялся за сапоги. Затем его колено влетело Красному Носу прямо по яйцам и тот со вздохом согнулся пополам. Трясучка удивился не меньше чем они. Должно быть хождение босиком лежало за пределами, до которых могла растянуться его гордость. Он врезал Крысиной Морде в подбородок, схватил его спереди за куртку и пихнул в одного из его товарищей. Они свалились вместе, визжа как коты под ливнем.