Лучше поздно

Лучше пусть я больше никогда его не увижу, чем через час он умрет у меня от болевого шока - в его состоянии это вполне возможно, боль, я знаю по собственному опыту, будет только нарастать. А если он умрет…

- Что я могу сделать? - быстро спрашиваю я.

- Ничего, - выталкивает он сквозь стиснутые зубы, - оставьте… оставьте меня.

Ладно же. Средствами от ожогов мы с ним занимались только вчера - и большую часть из рассказанного им я запомнил. Шкаф, второй слева. Склянка с зеленовато-серой мазью. И - лечить так лечить - узкий флакончик с обезболивающим. Кроме основного, мазь обладает тем же свойством, но ожоги такие серьезные, что лучше подстраховаться.

Поставив то и другое на стол, я подхожу к нему и, взявшись за предплечья, пытаюсь усадить - впрочем, тут же оказывается, что его нужно не заставлять, а поддерживать, чтоб не упал. Затем осторожно укладываю вытянутые руки на стол, невольно вздрогнув, когда багровые кисти касаются столешницы. Снейп тоже вздрагивает всем телом и прикусывает губу, стараясь сдержать стон, но у него все же вырывается невнятный хриплый возглас.

- Сейчас… сейчас, - бормочу я. Выдернув пробку, щедро - как он вчера - зачерпываю мазь, протягиваю руку, чтобы приподнять его правую кисть за не тронутое огнем запястье и…

И он отводит дрожащие руки. Опирается о стол локтями - и встает.

- Что вы делаете? - спрашиваю я, и собственный голос кажется чужим и далеким. - Сядьте и дайте мне руку.

- Вам ведь… запрещено… это делать… - почти шепчет он. Какого черта - он что, о моей карьере вздумал беспокоиться? Или?.. Я вскидываю глаза - и встречаю его взгляд, полный муки и странной решимости.

- Вам же больно, - тихо говорю я. - Очень больно.

- Боль… это… неважно… я… и не такое… терпел… - кажется, он попытался усмехнуться - и меня вдруг оглушает ошеломляющая догадка.

Час назад я лишь предполагал - но, честно говоря, почти не надеялся - что он беспокоится о моем отстранении не потому, что боится за свое будущее. Черт побери… оказывается, я был прав: тот, кто меня сменит - если сменит - должен будет очень постараться, чтобы заставить его так мучиться.

И это значит… то, что значит.

Я ему не безразличен. Настолько, что он готов вытерпеть то, что терпит, и отказаться от помощи ради того, чтобы я оставался рядом. И даже пытается меня… успокоить.

Вот только подумаю я об этом как-нибудь потом. Чуть позже.

- Профессор, - быстро говорю я, стараясь, чтобы это вышло как можно убедительнее. - Не беспокойтесь. Просто позвольте помочь. До понедельника вас в аврорате не увидят, а в понедельник… в понедельник мы что-нибудь придумаем.

Если он и сейчас не уступит, придется применить силу - просто сжать его запястье, и пусть вырывается, если сможет… а я посмотрю, как он будет освобождаться от захвата первого хогвартского ловца. Но он медленно опускается на стул и наконец-то протягивает ко мне дрожащую руку. Сам. По-видимому, и у снейповского самоконтроля есть предел, а может, все-таки поверил… хорошо бы второе, но взглянуть ему глаза, чтобы в этом убедиться, у меня сейчас нет возможности - я всецело занят его ожогами.

Левой рукой я придерживаю тонкое запястье, чувствуя, как под горячей гладкой кожей лихорадочно бьется пульс, а правой осторожно наношу мазь, вначале на тыльную сторону кисти, затем, повернув руку, - на ладонь, ощущая подушечками пальцев твердые шершавые бугорки мозолей. Сегодня утром я обнаружил у себя такие же - появились после приготовления Феникс Лакрима. Профессиональные зельедельческие мозоли от ножа и пестика, совсем свежие по сравнению с квиддичными. Я еще подумал, что скоро они бесследно исчезнут. А с его рук они, наверное, не сойдут даже в Азкабане.

Так, хорошо… теперь смазать пальцы - очень осторожно, каждую фалангу, не пропуская ни единого участка обожженной кожи. Особенно досталось большому и указательному - потемнели даже узкие ногти. На среднем - странный извилистый шрам - я его никогда раньше не замечал… сколько всего можно узнать о человеке на ощупь… на безымянном содран крошечный лоскуток кожи - наверное, вчера во время нашего безумного зельедельческого марафона - и Снейп чуть вздрагивает, когда я касаюсь этого места. И, черт… какие же они все-таки тонкие, его пальцы - мои кажутся рядом с ними прямо-таки хагридовскими.

Прежде чем заняться второй рукой, я на мгновение поднимаю на него взгляд, и вижу, что он откинулся на высокую спинку и наконец позволил себе прикрыть глаза, но морщинка между сведенными бровями показывает, что ему все еще больно. Ничего, он у меня и обезболивающее выпьет, никуда не денется… да и какая теперь, к дементорам, разница.