Лучше поздно

Теперь он снова пытается говорить ледяным аристократическим тоном, но вид у него такой встрепанный и несчастный, что мне внезапно становится жаль его, как в ночь убийства Дамблдора на Астрономической башне. Черт возьми, помочь Снейпу умереть - это ведь тоже своего рода героизм, хоть и на уродливый слизеринский манер. Малфой ведь не мог не понимать, что ему грозит, если - точнее, когда - все раскроется. И уж от меня-то он меньше всего мог ожидать снисходительности. И не дождался бы. Но… он заслужил услышать то, что я сейчас скажу.

- Да нет, все было гораздо проще, - спокойно говорю я. - Я просто объяснил профессору, что для него, возможно, еще есть надежда. И он согласился немного подождать - до воскресенья. Может, ты не в курсе, но в воскресенье восстановят портрет Дамблдора, а у меня есть кое-какие основания думать, что у директора, возможно, найдутся оправдания некоторым поступкам твоего любимого учителя.

Какое-то время Малфой ошеломленно таращится на меня, пытаясь переварить услышанное, но я сознательно убрал из голоса даже намек на иронию, и до него наконец доходит, что я не издеваюсь.

- Ты… ты это серьезно? - хрипло выдавливает он. - Надежда… какая надежда? Что хорошего может сказать Дамблдор о своем… А ты - тебе-то, Поттер, это зачем?!

- Затем, - негромко говорю я. - Видишь ли, я тоже, хочу я этого или нет, обязан профессору жизнью. Причем неоднократно. И поэтому был бы не против, чтобы для него все закончилось… лучше, чем должно закончиться. А надежда… не знаю, на что именно тут можно рассчитывать, но… директор доверял ему, - поколебавшись, я коротко рассказываю Малфою услышанное от Снейпа под Веритасерумом, - и надеюсь, что Дамблдор ответит хотя бы на некоторые вопросы так, что это будет… в его пользу.

Выслушав меня почти не дыша, Малфой обессиленно обмякает в кресле, прикрыв лицо узкими, как у Снейпа, ладонями, и я ловлю себя на том, что мне хочется протянуть руку и успокаивающе потрепать его по плечу. Да уж, Поттер, хобби у тебя теперь такое - утешать слизеринцев. Хорошо хоть, к этому я не испытываю ничего, кроме презрительной жалости и… да, пожалуй, некоторого уважения. Смог ведь решиться на такое, благодарный придурок. Мать бы с кем оставил?..

Малфой наконец поднимает голову, и в измученном взгляде я с удивлением вижу тоже что-то вроде уважения.

- Так ты его… не поил насильно? Не бил? - тихо спрашивает он.

- Нет, - хмуро отвечаю я. - Ты, конечно, ужасно удивишься, но я ничего такого с ним не делаю.

Какого «такого», Малфой предпочитает не уточнять - вместо этого он вдруг выговаривает, не глядя на меня:

- А… как он там вообще?

- Если ты имеешь в виду его здоровье, - сердито говорю я, - то, разумеется, лучше он себя никогда не чувствовал. Не говоря уже о том, что по какой-то идиотской причине он почти ничего не ест.

- Значит, совсем паршиво, - расстроенно бормочет Малфой. - А лечить его…

- Мне запрещено, - быстро говорю я. - Но я даю ему молоко. Горячее. С медом.

- Га-адость, - вырывается у Малфоя, и я невольно фыркаю:

- Какие у вас, слизеринцев, схожие вкусы… Он говорит то же самое. И еще называет это новым видом пытки.

Малфой, тоже фыркнув, смотрит на меня с таким удивлением, будто я предложил ему работу в аврорате. Интересно, чего еще он ожидал от Снейпа? Хотя причина его удивления, наверное, все же в другом - вряд ли он надеялся, что я позволяю профессору такие вольности.

- А… а что он еще говорит? - спрашивает он, помедлив.

Мерлин, мне это все, часом, не снится? Я сижу в полуметре от заклятого школьного врага, и он расспрашивает меня о Снейпе?! С другой стороны… кого еще он может расспросить? А я - кому еще я могу рассказать то, о чем сейчас рассказываю Малфою? Разумеется, многое я обхожу молчанием, впрочем, Малфой благоразумно не задает лишних вопросов. Он вообще больше не задает вопросов, просто жадно слушает - и я пересказываю ему все снейповские колкости, какие помню, а он восхищенно улыбается, смакуя каждое слово; рассказываю о Жидком огне и Феникс Лакрима, и в серых глазах вспыхивает гордость - и я ловлю себя на том, что разделяю эту гордость и восхищение. Словно мы просто перемываем косточки любимому учителю… да что там, так оно и есть - для Малфоя - любимый учитель, для меня… Я отбрасываю воспоминание о том, что увидел сегодня в других слизеринских глазах. Все, пора сворачивать пресс-конференцию. Я и так оставил его слишком надолго, запертого, конечно, но все-таки… Вдруг обезболивающее закончилось.

- А ты сам часом не слышал или не видел ничего такого, что говорило бы в его пользу? - спрашиваю я напоследок - мало ли, вдруг и правда что слышал. Малфой добросовестно хмурится и выдает несколько малозначащих фактов вроде слишком мягких наказаний. Это не опровергает мои выводы, но и не прибавляет к ним ничего нового, и я уже готов подняться, когда он неуверенно говорит:

- Вот еще такое… однажды я стоял у кабинета директора и услышал, как профессор разговаривал с портретом Дамблдора.

- Дамблдора?! Ты ничего не путаешь? - потрясенно выговариваю я, уставившись на него. - И о чем же они разговаривали?