— Да, сударыня, — ответил молодой человек, целуя протянутую ему руку.
Сердце госпожи Арман отчаянно забилось. Кровь резко прилила к щекам. Глаза девушки засверкали. И тут же сухой кашель принялся сотрясать ее хрупкое тело; она горько охнула.
Этьен, Жорж и Люсьен смотрели на нее с глубоким сочувствием. И в самом деле, трудно представить себе зрелище более печальное, чем юное создание, искренне считавшее, что до счастья остался лишь какой-то шаг, и вовсе не видевшее той непреодолимой преграды, что стоит между ним и счастьем: собственной смерти… Оставшись наедине с Мэри, Поль Арман заключил ее в объятия.
— Ну теперь-то ты счастлива, радость моя? — спросил он.
— О! Да, папа, очень счастлива… Совершенно счастлива, — ответила девушка, которую наконец перестал мучить кашель. — Я так рада, и радость моя так велика, что мне даже дурно как-то вдруг стало. Нужно немножко отдохнуть.
— Ступай в постель, дорогая. Сон успокоит тебя.
Как только за дочерью закрылась дверь, выражение его лица резко изменилось, словно с него вдруг упала маска. Он рухнул в кресло.
— И что же ждет меня дальше, какие еще беды нагрянут? — в отчаянии прошептал он. — Зачем вдруг из прошлого явился этот призрак по имени Жанна Фортье? Этьен Кастель хорошо знаком с Жанной, он прекрасно знает ее, раз так похоже изобразил на картине. А если вдруг та женщина, о которой говорил Люсьен, — разносчица хлеба Лиз Перрен, сходство которой с Жанной поразило его, и есть сама Жанна, живущая теперь под другим именем? Живущая где-то совсем рядом и в любую минуту способная превратиться в страшную угрозу всему моему существованию. Неужели же мне так и не суждено изведать покоя? И всегда по ночам меня будет терзать страх?
Когда друзья вышли из особняка на улице Мурильо, Люсьен взял Этьена под руку.
— Ах, сударь! Что же вы наделали? — взволнованно произнес он. — На что вы меня толкаете?… Вы явно стараетесь ускорить этот брак; у вас есть какие-то причины делать так?
— Безусловно: желание обеспечить ваше счастье. Разве этого недостаточно?
— Но ведь вами руководит что-то совсем другое!…
— Не сомневайтесь, мальчик мой: я действую исключительно в ваших интересах; доверьтесь мне и, очень вас прошу, не задавайте больше никаких вопросов. Делайте то, что я скажу, и все будет хорошо… Да! Не забудьте завтра же принести или прислать тот документ, о котором мы с вами говорили…
Этьен и Жорж пожали Люсьену руку, и он пошел домой.
— Право же, дорогой опекун, — сказал адвокат, взяв художника за руку, — признаюсь, что даже я, лицо в этой истории совершенно постороннее, решительно не могу понять, что же происходит.
Художник улыбнулся.
— Вот как! — произнес он. — И чего же ты не понимаешь?
— Я своими ушами слышал, как вы у себя в мастерской говорили госпоже Арман то, что вообще-то следовало бы говорить Люсьену; я своими глазами видел, как вы от имени нашего друга просили у миллионера руки его дочери… Это первая загадка. С другой стороны, я слышал, как Люсьен в отчаянии воскликнул: «
— Я ищу убийцу отца твоего друга, — серьезно, почти торжественно произнес художник.
Жорж остановился.
— Я так ничего и не понял, — сказал он. — Вы ищете убийцу. Значит, у вас есть какие-то доказательства невиновности Жанны Фортье?
— Доказательств пока нет, но я убежден, что она невиновна…
— Но кого же вы тогда подозреваете?
— Ты слишком торопишься, мальчик мой. Я никого не подозреваю. Я просто ищу, и поиски мои вполне могут ничем не увенчаться; но по меньшей мере я сделаю все, что в моих силах, чтобы добиться результата.
— И вы ведете свои поиски на улице Мурильо, в доме миллионера?
— Да.
— Значит, вы подозреваете Поля Армана?
У Этьена Кастеля явно иссякло терпение.
— Да никого я не подозреваю! Сколько раз тебе это повторять?
— Ладно, — смиренно прошептал Жорж, — я больше не буду досаждать вам своими вопросами. Не стану больше покушаться на ваш секрет, дорогой опекун. Единственное, чего я хочу, так это чтобы вам удалось спасти ни в чем не повинную девушку, которая оплакивает сейчас свои разбитые мечты, попранную любовь и может просто умереть от горя, узнав о женитьбе Люсьена.
На следующий день утром лакей принес Этьену Кастелю запечатанный конверт, только что доставленный посыльным. В конверте лежало заявление кормилицы, полученное, а точнее говоря — украденное Овидом Соливо из архива мэрии Жуаньи с помощью Рауля Дюшмэна. Художник внимательно прочитал документ.