Лучше умереть в бою

К обеду я не притронулся. И не потому, что был человеком компанейским и хотел дождаться старика соседа. Просто уже был уверен, что на свободе смогу поесть что-то более приличное, чем местная бурда. А ждать осталось недолго. Но ждать я умел, не изнуряя себя и сохраняя хладнокровие. При моей службе часто доводилось участвовать в засадах. А в засаде умение ждать, не теряя самообладания, значит многое. Его потеря грозит преждевременными действиями, которые могут сорвать выполнение боевой задачи. Точно так же и в моем положении. Следовало спокойно ждать и не суетиться – даже внутренне, даже в мыслях.

И я ждал…

* * *

Соседа старика я так и не увидел. Помнится, он что-то говорил о предстоящем следственном эксперименте. Наверное, его повезли в родной двор. Иначе давно бы уже вернулся. Но ничего, я не расстраивался, что не попрощался. Старик простит меня. За мной же снова пришли два вертухая. Теперь уже другие. И, я так понял, именно они должны были меня сопровождать. Кто из них зовется Габибом, я сразу не понял. Оба были мрачными и раздраженными. Но одного из них я должен был оставить жить, хотя не уверен, что надолго, поскольку обратил внимание на недвусмысленную фразу подполковника Лагуна о собственной задаче Габиба. Но это меня мало касалось. Разобраться, кто из них кто, я еще успею.

–  Опять свидание? – спросил я, показывая свое хорошее настроение.

–  С патологоанатомом, – изуверски проговорил один из вертухаев, не подозревая, что говорит, скорее всего, о себе. Я так предположил, что это сказал не Габиб.

–  Руки за спину!

Вообще-то, по правилам, даже внутри здания СИЗО заключенных положено переводить с наручниками на руках. Сначала меня так и водили, пока не убедились, что я не буйный. Здесь это правило не всегда исполнялось. Слишком сильная охрана, слишком много часовых, и это расслабляло вертухаев. Причем, как я предполагал, расслабление это должно продолжаться и за пределами СИЗО.

Выглядели вертухаи, как обычно, одинаково. Два крепких парня, представлявших какую-то из многочисленных народностей Дагестана, были уверены в себе и в своих силах. Все они оказались и ростом повыше меня, и телосложением покрепче. Особенно если смотреть на телосложение через одежду, скрывающую жесткость, сухость и эластичность мышц. Каждый наверняка думал, что даже в одиночку справится со мной. Они знали, что я офицер спецназа ГРУ, но не знали, что это такое. И это было их большой ошибкой.

Меня снова повели по гулким металлическим лестницам, я слышал звуки своих шагов и внутренне радовался, что после этого могу позволить себе ходить неслышно, как привык ходить всегда. К такой поступи трудно привыкнуть, но так же трудно от нее отвыкнуть. А негласные тюремные правила таковы, что твои шаги в коридорах и на лестнице должны быть слышны. Меня предупредил об этом первый же вертухай, с которым я встретился. Не будешь ходить громко, тебя научат. Это были своеобразные меры безопасности, но, на мой взгляд, меры неправильные. Часовые привыкают к громким шагам и потому могут вовремя не среагировать на тихое приближение опасности. Но объяснять это вертухаю я не стал. Просто подчинился, хотя по неслышной поступи даже скучал. И сейчас, ступая умышленно громко, вслушивался в свои шаги и в шаги сопровождающих меня и радовался в душе, что скоро избавлюсь от этого шума. Я вообще тишину люблю…

В этот раз мы спустились на первый этаж, где обычно и проходили мои допросы. Один из вертухаев постучал в дверь, услышал негромкое приглашение и распахнул дверь, молча пропуская меня и своего напарника. Тот начал докладывать по всей форме, но полковник Ласкин ленивым жестом его остановил. Старший следователь в этот раз был в гражданской одежде, но я сразу увидел, что в правом кармане брюк он держит брелок и ключи от своего «Рейндж Ровера». Я ни разу в жизни на таких машинах не ездил. Наверное, потому, что мне никто взяток не предлагал. А иначе простому служащему такую машину купить невозможно. На «Рейндж Ровере», насколько я слышал, ездит даже английская королева.

Старший следователь по особо важным делам явно был не в духе. Наверное, нервничал и пытался скрыть это под маской недовольства всем и всеми. И вертухаев выслал в коридор недовольным жестом.

–  Как снизу доложат о готовности, сообщите.

Оба вышли. Значит, поездка на следственный эксперимент была запланирована и вертухаи находились в курсе дела.

–  Ну что, готов, Самоваров, к следственному эксперименту? – спросил меня Ласкин, но фраза явно предназначалась вертухаям, которые не успели далеко отойти от двери и могли слышать разговор.

–  Готов, товарищ полковник. Всегда готов.

Я тоже говорил бодро и спокойно, никак не показывая своего внутреннего напряжения, от которого избавиться полностью было, наверное, невозможно. И самые опытные спортсмены перед схваткой обязательно испытывают волнение, даже если хорошо знают соперника и не ожидают от него серьезного сопротивления. Самые опытные бойцы тоже волнуются перед боем, только не показывают этого.