Лучше умереть!

Монахиня выпила вино — все, до капли, — и вернулась к себе. Убедившись, что содержимое стакана попало по назначению, Жанна вышла, ненадолго заглянула в палату, потом отправилась в свою комнату. Открыла окно и пылающим лбом прислонилась к железным прутьям решетки. Ночь была темной. В воздухе кружились снежинки. Жанна улыбнулась.

— Погода что надо… — прошептала она и, не раздеваясь, легла. Ночь показалась ей очень долгой. Наконец пробило пять утра. Жанна тотчас вскочила, зажгла маленький светильник и, пройдя через аптеку, вошла в комнату сестры Филомены. Монахиня крепко спала, сложив руки на груди. Жанна перевела дух и, ни секунды не теряя, отправилась в комнату игуменьи, уже собравшейся уходить.

— Матушка, — обратилась она к ней, — меня к вам послала сестра Филомена. Она сейчас перевязывает больного и просила не ждать ее. Она придет в церковь чуть позже.

— Хорошо, дитя мое, спасибо. Передайте, что мы пойдем без нее.

Жанна вернулась в больницу и убедилась, что монахиня спит очень крепко — чуть ли не летаргическим сном. Тогда она сняла с себя часть одежды и с невероятной быстротой натянула платье сестры Филомены; затем сунула в карман несчастные гроши, заработанные за годы работы в тюрьме, — они были завернуты в носовой платок и аккуратно завязаны крепким узелком.

— Ну вот! — сказала она, решительно выпрямившись. — С Богом!..

Почти все монахини уже собрались в помещении на первом этаже между канцелярией и дверью, ведущей во двор. Они ждали уже несколько минут; наконец появилась игуменья.

— Что-то сестры Филомены не видно, — заметила какая-то молоденькая монахиня.

— Не будем ее ждать… — сказала игуменья. — Она перевязывает больного и подойдет попозже.

Монахини, невзирая на густо валивший снег, прошли через двор к двери на улицу, где стоял второй охранник, и покинули тюрьму. Десять минут спустя в дверь охранного помещения на первом этаже кто-то робко стукнул. Стражник, открыв окошечко, увидел, что это монахиня.

— А! — сказал он. — Сестра Филомена! Меня предупредили. Проходите, сестра. Ну и прогулочка вам предстоит! Тяжеловато в шесть утра топать целый километр по колено в снегу.

Монахиня, лицо которой на три четверти скрывал капюшон, в ответ лишь чуть склонила голову и прошла в открывшуюся дверь. Мгновение спустя за ней закрылась и наружняя дверь: Жанна оказалась на свободе.

Глава 15

Бывшему старшему мастеру альфорвилльского завода шел уже пятьдесят третий год. Его дочери Мэри, которую он любил глубоко и нежно, было восемнадцать. Она выросла на редкость хорошенькой блондинкой, но перламутровая бледность щек и голубизна под глазами невольно наводили на мысль, что она вполне могла унаследовать от матери, на которую была поразительно похожа, ту самую болезнь легких, что преждевременно унесла ее в могилу.

Впрочем, болезнь эта пока никак не отражалась на хрупкой грациозной фигурке Мэри, но она была постоянной угрозой, о которой Поль Арман старался не думать. Влияние Мэри на отца было безграничным. Стоило ей только чего-нибудь пожелать, как он тут же исполнял ее желания. А с ней такое случалось довольно часто.

В тот момент, с которого начнется наше повествование о событиях в Нью-Йорке, она сидела в столовой в обществе отца и Овида Соливо, ставшего после смерти Джеймса Мортимера признанным родственником промышленника и частым гостем в его доме. Внезапно Мэри, бесцеремонно прервав деловую беседу мужчин, спросила:

— Папа, а какой цифры достигло сейчас твое состояние?

Услышав этот вопрос, «братья» удивленно переглянулись. Мэри секунду выждала и нетерпеливо продолжила:

— Почему ты молчишь?… Сначала ответь мне, а удивляться будешь потом. Твой брат в курсе всех твоих дел… У тебя нет от него секретов… Значит, его присутствие нисколько не стесняет тебя и не может помешать ответить на мой вопрос.

— Но почему ты хочешь это знать? — рискнул спросить Жак Гаро.

— Почему?… Потому что хочу…

— Но это не довод.

— Я считаю его вполне достаточным. Хочу, потому что мне нравится хотеть. Ну же, отвечай!..

— Хорошо, детка; в данный момент у меня, то есть у нас, около ста тысяч долларов ренты.

— А значит, состояние наше составляет где-то около десяти миллионов. Стоимость завода туда входит?

— Нет.

— А в какую сумму его можно оценить?

— В миллион. По крайней мере я бы дал за него такую цену.

— Хорошо; его надо продать.

Лже-Арман и Овид Соливо уставились на Мэри в полном изумлении.

— Ты хочешь, чтобы я продал завод? — вскричал Жак.

— Совершенно верно!

— Но…

— Никаких «но». Я считаю, что ты и так уже достаточно богат.

Глядя на их лица — ошеломленные и оттого довольно комично выглядевшие, — девушка улыбнулась и продолжила:

— Более того: я предлагаю тебе сделать это как можно скорее. У меня есть один план, и он не терпит никаких отлагательств.

— А что за план?

— Переехать жить во Францию.

У обоих «братьев» по телу побежали мурашки.

— Во Францию! — хором повторили они.