Лучше воздушного шара (СИ)

   Мира не поняла, к чему он клонит. Семнадцать и семнадцать, что здесь такого? Он объяснил: люди в городе не считают возраст вёснами. Вместо этого они в точности помнят день, когда родились.

   Солнце зашло, а Мира всё думала: какая-то чушь! Важно лишь то, сколько вёсен ты прожил. Она, например, проживает пятнадцатую. Луми - шестую...

   Сестрёнка не знала, что случается с каждым в его шестую весну, когда зацветает Эсферос. Но то знали прочие, и бабушка-травница ходила хмурая и много молчала.

   Не будь Гилт собой, он давно расспросил бы о Каменном Древе - и знал, что плоды его драгоценная вещь: они гонят прочь старость и лечат болезни, что повергают в ужас врачей. Ему бы сказали: за всё своя плата. Ради чудесных плодов Эсферосу нужен источник - свежей жизни источник. Совсем ненадолго, только на день.

   Свою шестую весну Мира помнила плохо. Помнила, как лежит меж трёх изогнутых стволов, а к ней тянутся незримые нити, и что-то по ним из неё утекает. Мира тогда болела полгода, едва оклемалась. Шептались, не повезло: Эсферос взял много, не как от других. Танар говорила, берёт он тем больше, чем розовей его цвет по весне. Ветви распустятся белым - славьте богов. Розовым - время крепиться...

   Не будь собой Мира, она не решилась бы срезать у Древа ещё крепкую почку и, размяв ту в ладони, не сдержала бы вскрик, - увидев не белый, не розовый, а густой багровый цвет.

V

   Ночь была вязкой, как гречневый мёд. Облака накрыли пустыню, и звёзды пропали с небес.

   Мира шла в темноте, а ей казалось, она идёт в черноте, глухой и абсолютной. Мира прислушалась: шелест песка, слабое дуновение ветра и...

   ...чьё-то дыхание у самой спины.

   Она развернулась на звук и вонзила в темноту широкий охотничий нож. Темнота заскулила, захрипела и вскоре обмякла. Что-то тёплое потекло по рукам. Зря она тогда не убила шакала - те часто приводят друзей. Но теперь, Мира надеялась, у них и без неё будет пир.

   Она шла, глядя вверх. Облако под луной чуть тлело, как тёплые угли, уже неспособные разогнать мрак, но тусклое пятнышко в небе было единственным подтверждением: у Миры по-прежнему есть глаза.

   Она шла по луне. Идти по луне - дело хитрое, требует опыта. Новичка луна заморочит, обманет. Прикинется ущербной, когда сама растёт. А напутаешь с этим - считай, заблудился.

   Раз или два она невольно задумывалась: не может ли быть, чтобы Шаш отступил? Что, если он заблудился во тьме? От одной этой мысли ноги начинали слабеть. Он точно сбился с пути! Отдохни! А разве он не спит по ночам? Разве не так ты взяла его щит? Сделай привал!

   Опасная, вредная мысль. Когда она вернулась вновь, Мира хрипло рассмеялась и крикнула в темноту:

   - Я здесь! Слышишь? Я здесь!

   Ей никто не ответил, а она вдруг припомнила, что Шаш ходил по песку удивительно тихо. Тяжело, медленно, - да, - но при этом мягко, словно плыл, а не шёл. Так может, сейчас он прямо за ней?

   Страх вцепился в неё, и она шла, укрощая биение серца. Глядя в чёрную ночь.

⁂

   Дрогнуло пламя свечи, тень от кровати шарахнулась в угол. Тусклый свет упал на безмятежное детское лицо.

   - Луми?

   Тишина.

   - Просыпайся!

   Луми открыла глаза. Сестра стояла над ней в темноте суровая и немного пугающая.

   - Вставай, - сказала она. - Идём смотреть воздушный шар.

   Луми в изумлении протёрла глаза, поглядела в тёмное окно, затем опять - на сестру. Мира вздохнула и подняла её, усадила перед собой на кровать.

   - Надо идти.

   Не дожидаясь вопросов, она сунула ей скомканное дорожное платьице:

   - Надевай. Не шуми.

   В словах о воздушном шаре, если поразмыслить, не было неправды: полагалось выйти сейчас, чтобы к полудню добраться до места, куда раз в пять дней приезжает повозка. Гилт объяснил, где он живёт, и дал денег - немного приятно-прохладных монет. Про весенний обычай он не знал ничего и ждал гостей только к лету. Но до лета, Мира боялась, Луми не сможет дожить.

   Они прокрались мимо спящей Танар и вышли почти налегке. Всё, кроме денег и палки, Мира сложила в тайник за неприметным кустом у тропинки. Мира шла по деревне, которую знала, но всё ей теперь казалось чужим: дома, огороды, особенно - Древо. Зачем оно требует жертв? Зачем его слушают люди? Она ощущала: Эсферос был чуждым - не только деревне, но этому миру вообще. Или она не права, и в ней звучат мысли Гилта? Но плохо ли думать свободно? Гилт верил, что люди и сами смогут лечить все болезни. Илай говорил: это ересь и вздор. А Мира твёрдо считала: ни она и ни Луми Древу ничего не должны.

   Мира прислушалась: тишина вокруг была неестественной, звонкой, натянутой, словно струна. Она поняла, что их поджидают.

   К ним бросились три тёмных фигуры. Нет, уже две: одной она сходу свернула челюсть тисовой палкой. По воплю она опознала Арвая, рыбацкого сына. Второй сын, Узул, налетел на неё с черенком от лопаты: махал им азартно, но больше впустую. Ничего с того раза не понял! - не без злорадства подумала Мира. Она подсекла и сшибла Узула с ног.