— Я пыталась утопиться. Дома. Просто легла в ванну в этой самой одежде и стала захлебываться, пока не навалилась темнота. Никаких кораблей, как вы понимаете. Но это море дало шанс все осознать. Понять свою ошибку. И сделать что-то важное, ведь не просто так мы здесь.
— А я-то думал, это меня об столб шарахнули.
Юля грустно усмехнулась.
— Наверное, это место — что-то вроде чистилища для утопленников, не знаю. Но чем бы оно ни было, его надо обязательно сохранить.
— Так ты не с «Софии»? — спросила Настя.
Юля покачала головой.
— Нет, прости. Название корабля на форме прочитала, ну и…
Миллер оживился.
— А нашей тощей пристегнуться советовала, красава. Не проканало, правда. Бывает.
Юля закатала штанину на ноге и показала глубокий след от оков на коже.
— Да потому что я тут уже полгода! И свою вину искупила! Понятно вам?!
Она оглядела остальных и зажмурилась. По щекам поползли ручейки.
— Ты сама видела лодочника?
Юля кивнула.
— Куда он нас отвезет?
— Не знаю. Хочется верить, вернет назад.
— Что за тварь сидит внизу?
— Да не знаю я. Знаю только, что нельзя эту лодку выпускать к нам.
Миллер засмеялся.
— Значит, вариант первый. Один из нас тут остается, а двое других с капитаном Немо плывут туда, не знаю куда. Вариант второй. Мы всей толпой плывем хрен знает куда, но тогда может случиться лютый апокалипсис. Обосраться! Вот это я понимаю — гульнуть в выходные!
Юля рассказала все: и о предыдущей троице, и о жребии из пуговиц, и о том, как у нее через пару дней пропали жажда с голодом, и о диске на трубе, который ушел под воду ровно в тот момент, когда расстегнулись кандалы.
Пришла ночь, а с ней и красная луна. У Насти уже голова раскалывалась от рассуждений и догадок. Казалось, все это происходит не с ней.
— Ах у ели, ах у елки, ах у ели злые волки, — пел Миллер, скручивая из водорослей шарик. Сейчас он по-настоящему нервничал. — Если разобраться, я бы и сам за пару месяцев на поганом столбе придумал и загробный мир, и демонического морского таксиста, да хоть отряд тюленей-разбойников. Лично меня эти каракули ни в чем не убеждают. Да даже если и нужно оставлять, мать его, дежурного, почему обязательно мы? Тощая же сказала, что на картинках херова гора треугольников была!
Из воды выпорхнула ворона и села на трубу. Ковырнув клювом железо, с любопытством стала разглядывать людей на столбах. Она поворачивалась против часовой стрелки и, когда дошла до Миллера, залилась мерзким карканьем.
— Да пошла ты, без тебя тошно.
Миллер швырнул в нее шарик, и ворона поднялась в воздух.
— Теперь хоть ясно, откуда вы повылезли посреди моря.
Настя закрыла глаза, пытаясь собрать мысли в кучу, тяжело вздохнула и начала говорить:
— Мы же спаслись, правильно? Должны были утонуть, но очутились здесь. А сколько людей было до нас? Сколько еще будет? Если мы утопим треугольник, а он окажется последним…
— Слышь, тощая, да мы вообще хер знает где! Застряли, как сопля между этажами. С чего ты вообще взяла, что чертов лодочник не свезет всех дружно в ад?
— Тебя, может, и свезет.
— Эта штука внизу, — сказала Юля, указывая под воду. — Она не пыталась запихнуть нас в наручники. Хотя, наверное, могла. Так что выбор только за нами. Может, это такая проверка. Спасение нужно заслужить, спасая других. Оставить грехи здесь, очиститься.
— Аллилуйя! — Миллер взмахнул руками. — Пеппи уже как сектант шпарит! Если вам так хочется, очищайтесь тут на здоровье, спасайте каких-то там выдуманных людей. Я лично намерен отсюда сдристнуть. Любой адский Усть-Пиздюйск меня устроит больше, чем отсидка на кончике какого-то сраного трезубца.
На трубу присели сразу две вороны. Настя подняла голову и в изумлении открыла рот — над ними кружила черная пернатая туча.
— Он уже плывет… — прошептала Юля. — Ребята, решайте. Второй раз я не выдержу…
Миллер истерически заржал, бубня неразборчивые ругательства.
— Я согласна на жребий, — робко сказала Настя. — Но ты ведь мужчина, мог бы…
— Ишь как запела! — перебил Миллер. — Да вы же, бабы чугунные, все время за равноправие боретесь, так? Ну так какие проблемы? Давайте, в бой!
Настя не могла решиться на такое, просто не могла. Полгода одиночества тут… А если год? Или вечность?
Юля, съежившись на столбе, бесшумно плакала. Миллер бултыхался в воде, стучась головой о цепь. У него опять пошла кровь из раны, но теперь акулы его ничуть не беспокоили.
— Ладно, — сказал он мрачно, — уболтали, суки драные. Я останусь.
Девушки встрепенулись. Юля вытерла слезы и заговорила:
— Спасибо, это очень сме…
— Тихо-тихо, — перебил Миллер. — Есть одно условие. Вернее, даже два. — Он оскалился. — Вы обе прямо сейчас раздеваетесь, и я оттрахаю каждую так, чтобы глаза на лоб полезли. И не надо удивляться. Мне еще полгода без бабы здесь яйца высиживать. Так что до прихода лодочника ваши тушки в моем распоряжении. Ну, или цепляйтесь сами, наручники есть у всех.
Настя посмотрела на Юлю, которая, казалось, выплакала все веснушки. Та тихонько проговорила:
— Какая же ты все-таки мразь.
— Лады, наше дело предложить.
Миллер крякнул и забрался на столб.
— А как же «тощая» и «костлявая»? — ехидно спросила Настя.