Лучшее. Альманах

— Ну здрасьти, гостя дорогия! — просвистело-пропело существо. Из коридора Хартов увидел, что ног у него нет, зато рук больше, чем положено. Четыре, шесть, восемь! И все торчали вдоль тела! Не человек, а громадный таракан, с лапами, похожими на пожеванные канаты.

— Стало быти, знакомиться давайтя, — в черном балахоне существо почти сливалось с голыми стенами.

— Ну чаво сидитя на задворках, проходитя, не боитися!

Дорохов вскочил на ноги и рванул к дверям, ухватился за ручку и потянул. Дверь как будто усмехнулась, но не поддалась. Тогда Дорохов юркнул в комнату, но тут же вылетел обратно, упал к ногам Хартова.

Из темноты вышел Денисов. Глаза его были черными, и в уголках рта виднелась густая бесцветная слизь. Руки в земле и в какой-то жиже, напоминающей гороховую кашу.

— Флюшка! Чиготь встал, как дерево! Ведя гостей!

Крепкая рука ухватила Хартова за воротник и будто беззащитного котенка швырнула к ногам черного таракана. Жалобно взвыли половицы, и рядом приземлился Дорохов. Лицо в крови, нос свернут на бок.

— Чиготь пожаловаля, гостя дорогиие? — пропело существо.

Мертвый Денисов помог забраться ему на стол, и оттуда черный таракан казался скалой, нависающей над всем миром. Хартов увидел, что и голов у него несколько. Три, четыре, пять! Торчали из шеи, из плеч, одна из живота. И все какие-то маленькие, будто почки весенние на ветке березы.

— Ну? Чиготь молчатя?

— Мимо проходили, — с трудом выговорил Дорохов, — погреться зашли. Ничего не трогали, не хулиганили. Отпусти, батюшка, а иначе…

— Чиготь иначя? — существо закачалось, того и гляди сорвется черным камнем и придавит насмерть.

— Иначе утром другие бойцы придут и вам несдобровать.

Существо засмеялось, заклокотало каким-то свистящим смехом, будто старый насос тщетно пытался качать воду из высохшего колодца. А следом засмеялся весь дом. И стены, и мебель, и пол. И в открытом подвале что-то клокотало, булькало, свистело. На поверхности то и дело появлялись грязные капли, словно там внизу бурлила помойная яма.

— А нама до утрать то и не надя, мы пуще ветра управимся, и чихнутя не успеешь. Правду грю, Хартов?

Он вздрогнул. Посмотрел в замешательстве на страшного хозяина.

— Чиготь пялишь глазища? Гри соратнику своему, засим к заблудшим прибилыся?

Сильные руки подняли Хартова над полом. На миг он увидел в подвале лица, похожие на потекшие глиняные маски. А через миг те же сильные руки усадили его на стул и крепко связали.

— Нутя, — буркнула тварь, став как будто больше. Хартову показалось, что она раздувается, как огромный шар.

— Заблудшие, — начал Хартов, стараясь не смотреть на Дорохова, — в самом деле существуют. Только никакие это не аисты и не медведи и не черты. А колдуны, древний род…

Существо издало недовольный свист.

— Божества, меж прочим! Задолготь до первых людей здесь уживались!

Хартов закашлялся, потом продолжил:

— И могли они, по слухам, души в другие тела перемещать. И свои, и чужие души могли, да. Даже в предметы перемещали. И в мебель, и в деревья, и в камни…

— И в мертвых! — хохотнул таракан. Покойный Денисов отозвался довольным свистом.

— И жили они так сотнями лет, души свои то в одно, то в другое…

— Как проститутки, — усмехнулся Дорохов.

Мертвец ударил его кулаком по затылку. Дорохов как-то странно обмяк, а покойный Денисов усадил его на стул и крепко связал.

— Живой хотя? — встревожился хозяин, который раздувался и раздувался.

— Ж-жив-вой, — проворчал Денисов, и голос его был чужим, каким-то далеким.

Мертвец похлопал врача по щекам, тот тихо застонал.

— Ну, стало бытя, заблудшия могуть душу свою хоть куды пристроитя, — протянула тварь.

— И многие приходили к ним с дарами, с приношениями, умаслить чтобы. А те, взамен, душу человеку тоже…

— Бла-го-ус-т-ра-и-ва-ли! — хохотнула тварь. — Ыть, какое слово от вашего брата узнатя. Продолжай, мил сын.

— Про что? — стушевался Хартов, понимая, что любое сказанное дальше слово превратит его в подлеца.

— Про тоть, как ваши красные муравьи всех заблудших года два назадя истребили, вырезали, закопали. Как дома наши сжеча пыталися. Про этоть можешь рассказатя. Али как мы не умератя в вашем огне большевистком. И теперя ютимся в норах, в мебели, в застенках старых, да на луну воем. А можешь…

Тварь замолчала, и в тишине Хартов отлично слышал, как что-то рвется и рвется из тесного подвала.

— А можетя про тоть рассказатя, как удумал ты, рожа красная, товарища сваяво сгубитя!

Хартов посмотрел на мертвого Денисова. Тот стоял и качался, словно старая липа, которую гнуло ветрами и клонило к земле.

— Прости, — тихо сказал Хартов. — Мне же и вправду дорога жена твоя. — Денисов раскачивался, Дорохов смотрел в пол. — Но не как любовница. Как сестра. А не могу я своей сестре сказать, что муж ее умер. Не могу без тебя домой вернуться. Я же обещал, что вместе с войны придем. И на кой черт ты к бандитам полез с одной саблей…

Хартов замолчал, глотая соленые слезы.

— Извини, Дорохов. Но я пообещал. Что Денисов вернется домой. Целый и невредимый. Хоть и в чужом теле.