Лучшее, что может случиться с круассаном

– При условии, что тот, в кого ты врезаешься, ненамного крупнее тебя. Недостаток этого метода в том, что никогда точно не знаешь, во что врежешься и как упадешь, так что есть риск пострадать не меньше противника. В тот раз мы оба оказались прикованными к койкам в лазарете. И две недели нам не оставалось ничего иного, как разговаривать. Начали со взаимных оскорблений, а закончили обзором постулатов аналитического мышления.

– И до сих пор видитесь?

– Не часто. Теперь он преподает онтологию в Дублинском университете, но мы основали Метафизический клуб и поддерживаем контакт через Интернет.

– Метафизический?…

– Клуб.

– Занимаетесь философией?

– Первостатейной и самоновейшей.

Она снова посмотрела на меня, как на персонажа из романа в стиле Хемингуэя в триста страниц.

– Знаешь, ты очень странный.

– Кажется, ты уже высказывала эту мысль, только другими словами.

– Наверняка, но чем больше я тебя узнаю, тем более странным ты мне кажешься. Есть в тебе какая-то крепкая суть и в то же время необычайно много наносного. Немного похоже на Игнасио, но в другом духе.

– Ну конечно. Я пьяный нахал, а он уважаемый экзорцист.

– Нет, не в том дело… Например, ты не похож на человека религиозного.

– Так знай же: я религиозный и даже очень набожный.

– Я бы не сказала. Ты не причащаешься.

– Дело в том, что я не католик. Я ортодоксальный эготеист. Слушай, может, твой дружок Экзорцист принесет нам еще выпить? Мы столько говорим, что у меня пересохло в горле.

– А не перейти ли нам в гостиную?

Я уже выжал из разговора все соки, и у меня не было особого желания его продолжать, но мне показалось, что будет некрасиво подгонять мою спутницу, заставляя ее вернуться домой сразу после ужина, и я подумал, что это неплохая мысль – начать напиваться прямо в ресторане и закончить перед закрытием у Луиджи. Встав из-за столика, мы прошли через дверь, занавешенную портьерами из синего бархата, в другой зал с креслами, низкими столиками и стойкой, за которой можно было узнать бармена по его вишневой курточке. Была там и небольшая танцплощадка, на уровне пола; черный рояль возвышался над нею. Как видно, The First нуждался в том, чтобы под рукой у него всегда был рояль.

Мы заказали виски и «Вишофф» и сели за стойку. Выяснилось, что Lady First из тех людей, которые, хотя сами никогда не путешествовали, считают, что путешествия чрезвычайно обогащают человека, так что она засыпала меня вопросами про то, как я чистил картошку, обслуживал клиентов на бензоколонках и красил перила, чтобы заработать себе на жизнь там, куда Макар телят не гонял. Когда мы попросили бармена повторить, передо мной снова была девочка Глория, которая обнаружила в своем беспутном девере человека не только умного (хотя и не такого умницу, как ее Неподражаемый Муж), но и располагающего богатейшим опытом приключений. Я попытался убедить ее, что если я, бродяжничая, исходил полсвета, то это прежде всего помогло мне понять, что не стоило отходить дальше, чем на десять километров от своей кровати, но она восприняла это как экстравагантную шутку завзятого космополита и не обратила на нее никакого внимания. Но вконец все испортило, когда ровно в полночь появилась певица, как бы для того, чтобы оправдать присутствие рояля. Я говорю «испортило», потому что она оказалась как раз такого типа, от которого я балдею: груди, как два солнышка, и округлый, налитой задок, придававший ей сходство с виолончелью. В довершение всего, садясь, она подняла подол платья выше колен и, чтобы достать до педалей рояля, немного раздвинула ноги, так что обозначился тот упоительный центр тяжести, который есть у всех женщин и который так нравится моему меньшому братцу.

Я почувствовал, как сжимается у меня диафрагма, и понял, что больше не смогу обращать внимания ни на что другое, так что, когда предмет моего смущения исполнил вступление к «Dream a little dream of me»,[31] вроде разогрева, я подумал, что пришло время сваливать.

– Слушай, как тебе, если мы выпьем по последней в каком-нибудь другом месте? – спросил я у Lady First.

– Прямо сейчас?

– Хочется немного поразмяться.

– Хорошо. Если хочешь, можем потанцевать…

Боже правый: потанцевать.

– Не могу. У меня межреберная ипохондрия.

– Что?

– Странный фантомный недуг, при котором совершенно невозможно танцевать.