Лучшее, что может случиться с круассаном

В окне, выходившем на террасу, виднелось вечернее небо. Я зашел в уборную. Стоило мне расстегнуть брюки, чтобы помочиться, как в нос ударил запах, мгновенно напомнивший сцену на террасе: запах Кармелы, ее духов, полагаю также, к ним примешивался мой собственный запах, определить который было сложнее в силу его знакомости. Раз – и у меня вскочил, как у мальчика. Как чертовски приятно пахнут женщины, ничто не сравнится с этим запахом, разве только послевкусие от хорошего клитора, смачное, с легкой кислинкой. «Вместилище благовоний» – так окрестил я все это вместе в неожиданном приступе лирического вдохновения. Само собой, подобные размышления наилучшим образом способствовали эрекции, и, как я ни выверял угол обстрела, струя угодила в крышку унитаза. Конечно же, я не стал дрочить, вызывая в памяти недавние эпизоды: ошибаться свойственно человеку, но две ошибки подряд – это уже подозрительно. Вместо этого, на манер покаяния, я подставил член под струю намеренно холодной воды. Это сняло дрожь, но не смыло соков Кармелы, которые, подсохнув, образовали коросту на нежном пушке моих яиц. Не люблю я эти приспособления, но – делать нечего – пришлось взгромоздиться на биде и совершить более тщательное омовение. Пока процедура продолжалась, я, пристыженный серьезнейшим ущербом, который нанес основополагающей норме своего кодекса выживания, принялся насвистывать первое пришедшее в голову, чтобы скрыть смущение. Чаще всего мне приходится скрывать смущение перед самим собой: я насвистываю, напеваю, прикидываюсь, что ничего не произошло. Но худшее было еще впереди: новая встреча с ней станет для меня решающим испытанием. Я слабо помнил, как надо вести себя в обществе с женщиной, с которой только что перепихнулся: должен ли я быть особенно любезным, внимательным, заботливым? Будем ли мы обмениваться заговорщицкими взглядами? Слегка касаться друг друга локтями за столом? Должен ли я теперь водить ее по воскресеньям в кино? Мной овладел страх перед сценой, и я чуть было не удрал, не попрощавшись. Но все же удержался. «Пошли всех подальше и держи хвост пистолетом», – сказал я себе и, покинув покои моего Неподражаемого Брата, стал спускаться в гостиную.

В нашем доме принято подавать напитки после ужина там же, в гостиной, и все еще сидели за столом, так что, выходит, проспал я не так уж и долго. Однако, если быть точным, все, кроме Нее.

– Пабло Хосе, сынок, куда ты запропастился?

– Был в своей старой комнате. Зашел на минутку, но увлекся, разглядывая старые вещи. Я уже так давно… не видел… своих вещей…

К чему столько объяснений? Я очень редко вру плохо, но когда это случается, то это настоящая катастрофа; ничто так не режет слух, как фальшивая нота, взятая маэстро. Так или иначе, если в дело не замешаны деньги, люди позволяют обманывать себя сравнительно легко.

– Кармела только что ушла. В десять у нее выступление, а уже поздно. Просила меня передать тебе привет.

– А… вот как.

– Она довольно долго была одна на террасе… Ты даже не выпил с ней кофе.

Маменька обращалась ко мне, одновременно привлекая к участию в разговоре остальных, так что разговор, предшествоваший моему появлению, – если таковой был – оказался насильственно прекращен. В ее голосе сквозили одновременно упрек и лукавство, то же выражение появилось на лицах остальных семи человек, сидевших за столом. Стало ясно, что экзекуции мне не избежать.

– I que, Pau, com va la feina?…[35]

Это был дядюшка Фредерик Конзергент, который терпеть не может, когда его называют Федерико, но который всегда зовет меня Пау. Обычно, начав с какой-нибудь невинной шутки, он под конец принимается искушать меня вакантными руководящими должностями в учреждениях с неслыханными названиями (восходящих, конечно же, к коза ностра). Долгие годы я никак не мог взять в толк этой нелепой настойчивости, пока наконец не понял, что все эти сумасбродные предложения – всего лишь скрытая шутка.

Я ответил на вопрос со всем лаконизмом, на который был способен, чтобы проверить, удастся ли мне лечь в дрейф, не наводя тень на плетень. Но не тут-то было: только я приготовился задрейфовать, как меня накрыло волной с кормы, и дядюшка Фелипе, приближаясь с подветренной стороны с наведенными пушками, не дал мне времени сменить галс.

– Я бы на твоем месте подыскал себе девушку и женился. Оставаться холостым в твоем возрасте нездорово.