Паула проснулась от странных звуков: где-то лилась вода, кто-то бежал по мокрому, отчетливо прошлепали шаги, вначале тяжелые, потом легкие, торопливые, кто-то задушенно вскрикнул: «Ваша милость! Господин маркиз!» – что-то упало и разбилось, что-то зазвенело металлом об металл. Потом громко хлопнула входная дверь, и все стихло. Паула потрясла Филиппа за плечо. Я слышу, пробормотал Филипп и повернулся на другой бок. Паула тряхнула его посильнее. Да-да, сказал Филипп абсолютно проснувшимся голосом, я уже встаю.
Паула подождала немного, но Филипп и не думал вставать – он еще раз перевернулся, смешно полувздохнул-полухрюкнул и размеренно засопел носом. Ну и черт с тобой, сказала Паула, вылезая из постели.
– Нет, я закрыла, – говорит Ана сердитым шепотом. – Закрыла и проверила еще!
– А как он тогда выбрался? – спрашивает Дуарте. – Просочился под дверь?
Ана молчит. Она прекрасно помнит, как вышла из комнаты маркиза, закрыла за собой дверь на ключ и еще ручку подергала. С тех пор как маркиз напугал юную пару, она каждый вечер очень тщательно его запирает.
– Ты, наверное, думала, что закрыла, а сама не закрыла, – говорит Дуарте. – В следующий раз зови меня, я сам буду закрывать. Хорошо еще, что он на улицу пошел, а не стал к гостям ломиться.
Ана не отвечает. Она увидела маркиза и теперь думает, как бы тихонечко отвести его обратно в комнату, чтобы никто не проснулся.
Паула кралась за Аной и Дуарте и изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться в голос. Плотная низенькая Ана в пижаме и длинный худой Дуарте в ночной сорочке выглядели невероятно комично. Судя по жестам, они явно переругивались, но Паула не могла разобрать ни слова. Сейчас они дойдут до пруда, и я подберусь поближе, подумала Паула. У пруда росли густые кусты, за ними было легко спрятаться.
– Ваша милость, – тихонько говорит Ана, – ваша милость, уже очень поздно. Пойдемте домой, баиньки.
Маркиз не обращает на нее никакого внимания. Он сидит на корточках у пруда с золотыми рыбками, гладит вездесущего Карлуша и бормочет что-то неразборчивое.
– Ана права, ваша милость, – вступает Дуарте. – Очень поздно. Холодно. Влажно. Вы завтра будете себя плохо чувствовать.
Маркиз даже не шевелится, как будто не слышит. Ана и Дуарте переглядываются.
– На раз-два, – говорит Дуарте. Ана кивает. – Раз. Два. Взяли.
Ана и Дуарте одновременно наклоняются к маркизу и подхватывают его под мышки с двух сторон.
Их руки прошли сквозь старичка в белом, как будто это был не старичок, а сгусток тумана. Паула сморгнула и сделала шаг вперед, чтобы разглядеть получше, что творится у пруда. В этот момент сзади кто-то заворчал. Паула повернулась и увидела еще одного старичка. Казалось, что его надели прямо на куст – из него отовсюду торчали ветки. Одна ветка выходила прямо из глаза. На ней цвел огромный темно-розовый цветок. Но старичок был жив – он что-то бормотал и грозил Пауле сучковатой палкой.
Паула завизжала. Краем уха она услышала, как визжит у пруда Ана.
Дон Фредерику де Меллу да Кунья де Мендонса и Менезеш, четвертый маркиз де Валада сидит на нагретой солнцем каменной скамье у пруда с золотыми рыбками. Привалившись к его ногам, дремлет американский водяной спаниель Карлуш.
Перед маркизом лежит шахматная доска.
– По-моему, друг мой, – говорит маркиз слегка дребезжащим фальцетом, задумчиво вертя в пальцах белого коня, – вы погорячились. Зачем было так пугать мою кухарку?
– Да ну, – отвечает он сам себе, и его голос и лицо неуловимо меняются, – ничего ей не сделается. Она баба крепкая. А вы ходите, маркиз, ходите, нечего фигуру мусолить.
Дулсе в метро
Не хочу на работу. Не хочу. Надоело. Сижу как дура на стуле восемь часов, не поднимаясь, на жопе уже, наверное, мозоль. Паула, дурочка, каждый час вскакивает и упражнения делает. Не снимая наушников. Надо бы сфотографировать, как она у стола приседает, а от головы провод к компьютеру тянется. А снимок потом в «Correio da Manhг» продам. С подписью: «Многоканальная телефонная линия. На звонки клиентов отвечают андроиды».
Нехочунаработунехочунехочу… И машина сломалась как назло. Надо было вчера Пауле прямо сказать: оплатишь мне такси – выйду в первую смену, а нет, так и езжай сама в субботу к шести утра! Автобусы-то в такую рань еще не ходят!
Не сказала, связываться не захотелось. Паула, чуть что, сразу такой визг поднимает, аж народ в наушниках слышит.
А все равно зря не сказала. Зря.