Лучшее лето в её жизни

– Мы Соню забыли! – истошно кричит Карла. – Соню-то Пиреш забыли! Соня! Соня!!! Беги скорей, Соня!

Но Соня никуда не бежит. Она машет Карле рукой, разворачивается и возвращается в здание торгового центра.

В раздевалке она раскладывает свои покупки по скамейкам: два ящика воды, два пакета сока, пять бутылок красного вина, две – белого, упаковка пива, овощи, бананы, яблоки, сыр, мясо и сладости.

«Хорошо, что на выходные остров вымирает, – думает Соня. – Никто не потревожит».

Она разворачивает сверток с бифштексами и считает, загибая пальцы: «Два мне, три дяде Фернанду. Долорес наверняка больше одного не съест. Кэт бифштексы не любит, она будет есть колбаски. – Соня смотрит на три толстых розовых бифштекса. – Если Тьягу и сегодня не появится, не буду больше покупать ему мясо. Сколько можно? Одно разорение».

Соня воинственно шмыгает носом, снова заворачивает бифштексы в бумагу, зубами отрывает уголок от пакета с апельсиновым соком и пьет, громко глотая.

Потом выбирает банан поспелее и выходит на улицу. Ждать.

Полицейский инспектор Витор Обадия

Полицейский инспектор Витор Обадия и таинственные самоубийства

Подростка Нуну Мейрелеша бросила девушка, и Нуну понял, что его жизнь не стоит того, чтобы ее жить. Он вышел к железнодорожным путям, выкурил одну за другой восемь скверных сигарет «Португальские», покашлял, прочищая замусоренное горло, и прыгнул навстречу поезду.

– Ничего не понимаю, – бормотал полицейский инспектор Витор Обадия, стараясь не смотреть на разбросанные вдоль путей останки подростка Мейрелеша. – Где он взял поезд?! Эти пути уже лет двадцать как закрыты…

* * *

Пожилая девушка Роза Гарсиа устала бороться с бытом и с капризами полупарализованной тетушки. Она проплакала целый вечер, испекла для тетушки два сливочных торта впрок, надела красивую розовую пижаму в бантиках и выпила одну за другой полсотни маленьких круглых таблеточек из баночки темного стекла.

– Черт знает что, – бормотал полицейский инспектор Витор Обадия, глядя то на баночку, то на остывшее тело Розы Гарсиа. – В жизни бы не подумал, что можно насмерть отравиться аскорбинкой…

* * *

От домохозяйки Синтии Бишкайа ушел муж-адвокат и забрал себе двухгодовалых близняшек Нандиню и Катиню. Весь декабрь Синтия пролежала на диване, ни с кем не разговаривая и вставая только в туалет. Первого января она кое-как дотащилась до кухни, открыла газовый вентиль и сунула голову в духовку.

– Бред, бред, – бормотал полицейский инспектор Витор Обадия, комкая в руке письмо из газовой компании. – Как это могло случиться, ей же неделю назад отключили газ…

* * *

Предприниматель Фернанду Феррейра потратил деньги партнеров по бизнесу на покупку беленького домика возле мыса Сагреш и машины марки «порш». Партнеры подали на Феррейру в суд. Терзаясь стыдом и не в силах расстаться с домиком и машиной, Феррейра встал на подоконник, перекрестился и упал головой вперед.

– Да что же это, – бормотал полицейский инспектор Витор Обадия, фотографируя распростертого на асфальте предпринимателя. – Как же он ухитрился так разбиться, он же упал с первого этажа…

* * *

Полицейский инспектор Витор Обадия выгнал всех из кабинета и закрыл за собой дверь. Аккуратно, один за другим, вытащил все патроны из именного револьвера. Заглянул левым глазом в дуло, ничего там не увидел, после чего заглянул правым. Приставил разряженный револьвер к виску, сделал суровое лицо, глубоко вздохнул и попытался выстрелить.

Ничего.

– Так я и знал, – пробормотал полицейский инспектор Витор Обадия, с облегчением опуская револьвер. – Глупости все это, мистика для дурачков…

В ту же секунду револьвер выстрелил.

Выстрелом полицейскому инспектору попортило правый ботинок, продырявило носок и оторвало заусеницу на мизинце.

– Ну и ладно, – сказал полицейский инспектор Витор Обадия. – Я все равно собирался выбрасывать эти ботинки.

Женщины полицейского инспектора Витора Обадии

Мария Ампару

Мария Ампару вышивала ковры. Покупала джутовые дорожки, серые и скучные, как мешки из-под сахара. Подолгу выбирала шерсть в лавочке на углу, доставала мотки с полки, прикладывала их друг к другу, отходила, прищуривала попеременно то правый, то левый глаз. Потом несколько раз возвращалась с полдороги, меняла голубой на серый, серый на оливковый, оливковый опять на голубой, пока наконец хозяйка дона Эрмелинда не говорила: хватит мелькать, Мариазиня, у меня от тебя уже в глазах мошки.

* * *

Полицейского инспектора Витора Обадию познакомила с Марией Ампару его кузина Мафалда – маленькая женщина с сигаретой в углу рта и абсолютно мужским, гулким басом.

– Инспектор, – пророкотала она, подталкивая к инспектору нервно улыбающуюся Марию Ампару, – знакомься, инспектор, это Мария Ампару. Она вышивает ковры!

– Витор Обадия, – сказал полицейский инспектор и потрогал губами воздух в сантиметре от бледной щечки. – Полицейский инспектор.

Мария Ампару слегка покраснела.

– Очень приятно, – ответила она. – Я вышиваю ковры.