Лучшее лето в её жизни

Катарина прожила еще несколько лет. На смертном одре она вручила Пауле жестянку и взяла с нее клятву сохранить и преумножить с таким трудом накопленное время.

Похоронив сестру, Паула продала дом, небогатую обстановку подарила соседям, бедным людям, обремененным многочисленным потомством, а сама ушла в обитель сестер-бенедиктинок, где какое-то время изучала догматы, а потом приняла постриг и имя сестры Перпетуи.

Умерла сестра Перпетуя уже после войны, не дожив год до своего столетнего юбилея. Оставшуюся от нее жестянку из-под сухих итальянских бисквитов монахини передали наследникам – невесть откуда взявшимся внучатым и правнучатым племянникам.

Когда племянники открыли жестянку, они обнаружили, что та доверху забита временем – видимо, сестра Перпетуя, верная своей клятве, складывала туда каждую лишнюю минутку.

Поначалу наследники решили просто поделить содержимое жестянки, но один из внучатых племянников сестры Перпетуи, младший партнер в адвокатской конторе «Гонзага, Гонзага, Гонзага и Лопеш да Силва», отговорил их. Он собрал всех наследников за столиком в тесном зале кафе «Бразилейра» и предложил им создать банк времени, который будет ссужать всех нуждающихся временем под проценты. Эта идея так понравилась наследникам, что они не только согласились, но и немедленно – под шумные выкрики и звон стаканов – выбрали умного внучатого племянника президентом совета директоров.

Внучатый племянник ушел из своей адвокатской конторы и посвятил всего себя банку. Через несколько лет он задремал в кресле у окна, и ему приснилась сестра Перпетуя – она недовольно хмурилась и грозила пальцем. На следующий день внучатый племянник снова собрал всех наследников сестры Перпетуи за столиком в кафе «Бразилейра» – на этот раз в зале, кроме них, никого не было, а кофе разносили переодетые сотрудники службы безопасности банка – и спросил, как они отнесутся к созданию благотворительного фонда. Только чтобы уменьшить налоги, сказал внучатый племянник.

Наследники тайно проголосовали, складывая в чистую чашечку кусочки сахара – «за», или кофейные зерна – «против». После подсчета голосов оказалось, что сторонники благотворительного фонда выиграли с перевесом в один голос. Президент совета директоров довольно улыбнулся.

Благотворительный фонд времени «Сестра Перпетуя» существует по сей день. Он выдает временны́е стипендии – до двадцати четырех часов в месяц. К сожалению, из-за наплыва желающих процедура оформления очень сложна. Недавно кто-то подсчитал – это я на прошлой неделе прочитала в «Diário de Notнcias», – что на написание заявки и составление ежемесячной отчетности тратится столько времени, что сама стипендия теряет всякий смысл.

Лестница

Соня, уже одетая, но еще в тапочках, топчется в прихожей и никак не может решить, выходить ей сегодня на улицу или нет. Не то чтобы она боится, а просто ей надоело. Выйдешь – а там опять эта лестница.

Соня сует руку в карман и нащупывает монетку. «Если достану вверх орлом, то лестницы нет, – думает она, – а если вверх решкой, я лучше…» Додумать Соня не успевает, потому что в дверь звонят.

– Кто там? – тоненьким голоском спрашивает Соня.

За дверью кто-то молча возится – слышно негромкое постукивание и потрескивание и вроде бы даже сопение. Соня приподнимается на цыпочки и смотрит в глазок. В глазок, как обычно, ничего не видно, но Соню это почему-то успокаивает. Она берет в руки подметальную щетку, которая стоит в прихожей – выметать незваных гостей, – и распахивает дверь. За дверью никого нет, только прямо от порога убегает куда-то вверх широкая, отмытая до блеска лестница.

* * *

В первый раз лестница попалась Соне на глаза еще летом. Соня шла с городского рынка и несла полный рюкзак всякой еды, а перед собой катила огромную, как колесо, оранжевую тыкву, примотанную черной изолентой к старому скейту.

– Какая-то ты здоровенная, – бубнила Соня, несильно пиная скейт с тыквой. – Я тебя, такую здоровенную, пожалуй, и не съем.

Тыква молчала и делала вид, что Соня разговаривает не с ней.

– Допустим, сегодня я сделаю суп, – говорила Соня. – Или кекс. Или два супа и кекс, а один суп отдам доне Лурдеш. Или, наоборот, один суп и два кекса, а доне Лурдеш отдам полтыквы. Или, может…

Задумавшись о супе и кексе, Соня свернула в арку. В арке должен был находиться длинный и узкий переулок, который шел почти к самому дому. Но вместо переулка оказалась улица-лестница, темная и пустынная, довольно крутая, с выщербленными ступеньками и слегка погнутыми железными перилами.

– Оп-па, – сказала Соня и по инерции пнула скейт, – откуда это здесь?

Стрекоча колесиками по брусчатке, скейт докатился до лестницы, ткнулся в нее и остановился, увязнув в нижней ступеньке до середины тыквы.

– Оп-па, – повторила Соня, пятясь.

* * *

Соня секунду смотрит на лестницу, потом переворачивает щетку и ее палкой тычет во влажно поблескивающую ступеньку. Палка стучит о камень.

– Хорошо, – строго говорит Соня и снова тычет в лестницу палкой, – допустим, ты обычная добропорядочная лестница. А кто тогда мне в дверь звонил?

* * *