Лучшее средство от любви

— Не хочу тебя пугать, милая, но если мы планируем в целости и сохранности добраться до острова, чтобы в безопасности переночевать на нем, тебе лучше сейчас успокоиться и молча делать то, что я скажу. Темнеет в тропиках очень быстро, глазом не успеешь моргнуть. Так что отпусти ручку сибоба и вытянись по мне всем телом. За шею не хватайся, держись за плечи.

— Я соскользну!

Нет, форелька, скользить ты будешь позже, когда я приступлю к качественной прожарке.

— Не соскользнешь. Мы поплывем медленно.

— Ты сказал, нам надо торопиться!

— А мы будем торопиться медленно. Нам надо проплыть всего две мили, не больше.

— Это сколько?

— Это чуть меньше четырех километров. Немного на самом деле.

— Немного? Почти четыре километра — это для тебя немного?

— Слушай, ну тогда представь себе, что ты гуляешь по Невскому проспекту. Ты же помнишь, сколько там идти?

— Четыре с половиной километра от Адмиралтейства до Лавры! Причем тут Невский?

— Ну-у-у, чтобы ты могла хотя бы примерно представить расстояние нашей морской «пешей» прогулки.

Мне пришлось по очереди уместить ее дрожащие ладошки на своих плечах. Почувствовав надежную опору, Полина вцепилась покрепче и тут же попыталась практически взобраться на меня, прижимаясь всем телом. Кайф.

— Нет, моя хорошая, верхом на меня садиться на надо. Я имею в виду прямо сейчас.

— Но я так лучше держусь за тебя.

— Не спорю. Но так наши аэро-, вернее, аквадинамические свойства ухудшаются. Мы должны скользить по воде, а не мужественно преодолевать ее сопротивление. Да и сибоб разрядится так раньше времени. Вот представь себе, что ты устала после… м-м-м… горячего страстного секса и обессиленная упала на своего партнера. Представила? Вот так и лежи. Только руки не отпускай. И потихоньку двинули.

— Господи, ты не можешь вот без этого вот?

— Хм, без чего? — Если ты о сексе, то нет, совершенно точно не могу.

— Забудь, — как-то устало выдохнула девушка. — Просто помоги мне добраться туда, где под ногами будет земля, и делай что хочешь потом.

Ну смотри, ты сама это сказала, рыбка моя.

Глава 7

Заплаканные глаза бабули, смертельно бледное мамино лицо, папин сбивчивый шепот и неразборчивое «Всехорошовсехорошовсехорошо»…

В пять лет я умудрилась упасть между двух прогулочных катеров. И причиной этого падения послужил какой-то блондинистый мужик, нелепо взмахнувший руками рядом со мной и столкнувший меня. Придурок даже не заметил этого, будучи в изрядном подпитии. А меня не сразу хватились. Минуту я барахталась между бортами, не в силах даже закричать от испуга и холода. Потом руки сковала судорога. И я просто начала медленно погружаться в темную невскую воду. Мама потом рассказывала, что единственный, кто увидел мое падение, был курсант какого-то военного училища, гулявший по Дворцовой набережной. Он сорвался в бег метров за двести до нашего прогулочного катера и нырнул в воду чуть ли не с парапета. Он-то меня и вытащил. И он же смог оказать первую помощь. Высокий загорелый брюнет. С зелеными глазами. Это я хорошо запомнила. Неудивительно, что все мои положительные герои имели его черты. И точно так же неудивительно, почему я возненавидела на всю оставшуюся жизнь блондинов. И пьяных. А уж пьяный блондин… Ну, вы понимаете. А еще я на всю жизнь запомнила свой смертельный ужас перед темной водой, под которой не видно дна.

Родители водили меня к психологам, отдали в бассейн, чтобы я научилась плавать. И я научилась. Нет, серьезно. Научилась. Брасс — так вообще мой стиль. Я даже лет в двенадцать несколько городских открытых соревнований умудрилась выиграть. Ничего удивительного: вода прозрачная, дно видно, бортики рядом. Все в порядке. Но сколько бы ни ездили на море: хоть на Балтику, хоть в Анапу, хоть в Турцию — стоило перестать видеть дно, будь то из-за мутной воды или просто из-за глубины, как меня вновь и вновь накрывала все та же дичайшая паника и страх смерти.

Сегодня я получила самое настоящее искреннее удовольствие от наших бултыханий в лагуне, потому что чувствовала себя в безопасности. Но мое позорное падение все перечеркнуло. Всю радость от этого дня, все то доверие, которое я вроде начала испытывать к нашему капитану, весь тот восторг, что, казалось, наполнил меня от макушки до пят.

Мой позитив был беспощадно перечеркнут приступом паники, накрывшей меня, как только я погрузилась с головой в воду и, открыв глаза, не увидела дна.

Я что-то орала, вопила, судорожно колошматила руками, по-моему, ругалась на Марка, вдруг вынырнувшего рядом со мной со своим дурацким аквабайком. Я слышала, как он что-то говорит, но не понимала слов, будто он перешел на иностранный язык. Я воспринимала только интонацию — примерно так, мне помнится, разговаривают с испуганными животными ветеринары — ласково, спокойно, негромко, поглаживая по голове и периодически даже прикрывая пасть, чтобы трясущаяся на столе собачонка случайно не тяпнула своего спасителя.

Я и была той самой трясущейся собачонкой, готовой выть, скулить и одновременно кусаться. Мои мозги начали немного проясняться, только когда я почувствовала под ногами земную твердь.