Лучшее в моей жизни

– Ну хорошо… А какому специалисту вы бы хотели показаться?

– Я не знаю, какому специалисту… Это вы мне посоветуйте! – Марина с удовольствием заметила, что голос уже не дрожит, да и руки стали теплее.

– Ну-у хорошо. Давайте присядем вот здесь, – милая Екатерина Васильевна показала на квадратные пуфики в том самом углу, где Марина играла в шпиона.

Марина опустилась на светло-синий кожаный пуф. Отчего-то ноги ее и в самом деле не держали.

– Так что вас беспокоит?

Марина глубоко вздохнула и начала:

– Я рассталась с мужчиной…

– Сочувствую, – в который уж раз улыбнулась ее собеседница.

– Ой, не стоит… – Марина скривилась, – он был козлом. Думаю, это может случиться с каждой женщиной… ну хоть с вами, например.

– В смысле? – Терпению Екатерины Васильевны можно было бы позавидовать.

Марина, которая успела в этой жизни пообщаться не с одной тысячей человек, искренне ей позавидовала. Но взятая на себя роль была, в общем, совсем другой, и потому она продолжила:

– Он разбил мне сердце! Знакомое чувство?

Екатерина Васильевна продолжала улыбаться, однако в глазах ее мелькнуло что-то странное. И это завело Марину, что называется, с полуоборота:

– Нет, ну должен же быть в вашей жизни мужчина, который заставил вас страдать! Так, чтобы у вас все нутро переворачивалось при мысли об этом придурке!..

Марина задохнулась от собственного, неизвестно откуда взявшегося гнева. И Екатерина Васильевна, на этот раз уже не улыбаясь, деловито проговорила:

– Можно вашу руку?

– Зачем? – Марина попыталась спрятать руку за спину, но Екатерина Васильевна успела раньше.

Ее сухие теплые пальцы сжали кисть, серые глаза испытующе посмотрели Марине в лицо.

– Вы вся горите… пульс учащенный. Дыхание тоже. Вас часто беспокоят боли в сердце?

Говоря по чести, боли-то иногда беспокоили, в далекие студенческие годы ее даже отправляли на спецобследование, а потом разрешили на физкультуру не ходить. Но Марина тогда толком об этом не думала – ну стало меньше на две пары в неделю и ура.

– Да меня оно вообще не беспокоит…

– Знаете, иногда довольно сильно может отдавать в руку.

Екатерина Васильевна решительно потянула Марину за руку.

– Больно?

– Ну, вот теперь больно…

– М-да, похоже на приступ… – Дама в светло-сиреневом вытащила из нагрудного кармана телефон.

– Да какой там…

Но решительная Екатерина Васильевна уже отдавала команду собеседнику и одновременно пыталась объяснить Марине:

– Вам надо обязательно показаться нашему кардиологу… Да, ребята, пришлите кресло на ресепшен. Да, вниз…

– Нет, девушка, мне не нужен кардиолог, – пыталась остановить ее Марина.

– Да-да, прямо в холл… – И, обернувшись к Марине, продолжила: – Он один из лучших специалистов в городе… На регистратуру, и поскорее.

Последнее было сказано ею в телефон.

– Да подождите, что ж такое…

Эти слова Марина произнесла уже в лифте, откуда ее так же стремительно доставили, как стало ясно, в кабинет кардиолога. Вместе с рослым медбратом Екатерина осторожно уложила ее на кушетку и, извинившись, расстегнула два верхние пуговицы на блузке. Марина пыталась что-то сказать, но милая Екатерина Васильевна каждый раз осторожно гладила ее по плечу и говорила, что сейчас придет доктор и надо просто спокойно полежать.

Через пару минут в помещении и в самом деле появился врач в темно-синей форме, конечно, с фонендоскопом на шее. «Наверное, синяя форма – это кардиологическое отделение… Интересно почему? Цвет несвежих покойников?» – Марина уже давно ругала себя за то, что все-таки пошла в этот проклятый центр. Зачем, ну вот зачем ей нужна была эта милая Екатерина Васильевна?

«Ну ладно, бывшая жена, пусть. Зачем она мне сейчас нужна? Не буду же я, в самом деле, просить у нее совета, как лучше обольстить ее бывшего мужа. Ведь бывшего же! Или все-таки буду?»

Конечно, от всех этих мыслей сердце Марины билось не то чтобы болезненно, но точно быстрее, чем обычно. И дышать тоже почему-то было тяжело.

Марина поначалу не обратила внимания на лицо этого самого кардиолога, «одного из лучших в городе». Но постепенно злость на себя уходила, сердцебиение успокаивалось, голова становилась яснее.

Доктор осторожно переносил прохладный кружок фонендоскопа по коже, сосредоточенно прислушиваясь и глядя не на лицо пациентки, а куда-то вбок.

Марина попыталась встать, что-то сказать, но Екатерина осторожно придержала ее за плечи, а доктор тихонько произнес: «Тсс!» Что-то в этом высоком седеющем мужчине показалось Марине знакомым. Поворот головы, голос, даже фигура – все это почему-то уводило ее в далекую-предалекую юность.

Наконец доктор снял фонендоскоп. Он обернулся к Екатерине и успокаивающе проговорил:

– Ну, никакого приступа, к счастью, нет…

– Я же говорила! – Марина опять попыталась встать, и доктор опять осторожно ее удержал.

– Слава богу, – с настоящим, не деланым облегчением вздохнула Екатерина Васильевна.

– Приступа нет, – с нажимом в голосе проговорил кардиолог, – но попали вы сюда точно не зря. На слух мне кое-что не нравится. Нужно обследование…