– К концу жизни вы будете весить от трехсот до четырехсот фунтов. Точно неизвестно. Вот фотография актрисы Энджи Дикинсон, которая пытается сесть вам на колени. Но коленей нет. Смотрите, ей приходится крепко держать вас за шею, чтобы не упасть. Вам трудно дышать, трудно передвигаться, спина разламывается, отказывают почки. В восьмидесятых годах вы застрянете в автомобиле, и, чтобы достать вас из него, придется разбирать машину на части. Последние годы своей жизни вы будете создавать телерекламу дешевого вина, которое даже пить-то сами не сможете из-за проблем со здоровьем.
Уэллс в ужасе смотрел на фотографии, потом прошептал:
– Выключите.
Какое-то время он сидел молча. Лоб нахмурен, в темных глазах презрение к самому себе. Но по излому бровей я понял, что он испытывает удовлетворение от такого унижения, словно то, что я показал, явилось исполнением предсказания, оброненного над колыбелью.
– Я вижу, вам пришлось много потрудиться, – спокойно сказал он.
Я почувствовал, что близок к цели, и наклонился вперед:
– Всего этого можно избежать. Наша медицина может сделать так, что вы не станете жалкой пародией на самого себя. На протяжении всей оставшейся жизни у нас вы будете таким же молодым и здоровым, как и сейчас.
Уэллс пошевелился.
– Я ослеплен вашей щедростью. Но ведь и у вас должен быть свой интерес?
– Прекрасно. Отрицать не стану – благотворительностью мы не занимаемся. Вы даже не представляете себе, насколько высоко ваши работы ценятся в будущем. Через сто лет "Гражданина Кейна" будут считать одним из величайших фильмов за всю историю кинематографа. Одна реклама вашего возвращения принесет миллионы. Люди жаждут ваших новых фильмов.
– Джордж Шефер говорил примерно то же самое, когда уговаривал меня приехать в Голливуд после "Войны миров" [В 1938 г. Уэллс подготовил сенсационную радиокомпозицию по повести Герберта Уэллса "Война миров"]. Я гений, мне обеспечена безграничная поддержка, людям нравятся мои работы. А ножи против меня точились еще до того, как я сошел с трапа самолета. Прошло три года, Шефер выброшен на улицу, я изгой. Его преемник не желает даже вместе со мной посмотреть мой фильм. Так что же, исполнительные директора киностудий в будущем будут святыми?
– Конечно же нет, Орсон. Но у будущего есть преимущество – мы можем видеть все сквозь призму времени. Хоть RKO и порезали "Эмберсонов", но этим они не спасли свое финансовое положение. Ваши инстинкты оказались вернее, чем их, и не только с художественной точки зрения, но и с финансовой тоже.
– Скажите это Чарльзу Кернеру.
– Зачем? Ваш фильм считается величайшей трагедией в истории кино. В две тысячи сорок восьмом году вашего фильма никто не увидит. Это, – и я дотронулся до коробки с фильмом, – единственная копия вашей версии фильма. Она пропадет, а негативы вырезанных кусков будут выброшены, и останется лишь изуродованный, искромсанный студийный вариант.
– Это единственная копия?
– Да. Единственная.
Уэллс взъерошил волосы своими длинными пальцами. Потом с трудом поднялся на ноги, подошел к поручням, схватился за ванты и уставился в ночное небо. Он, конечно, знал, что немного позирует. Не оборачиваясь, он спросил меня:
– А где же ваша машина времени?
– У меня в сумке переносной аппарат. На корабле им воспользоваться нельзя, но как только вернемся на сушу…
– … то сразу отправимся в год две тысячи сорок восьмой! – расхохотался Уэллс. – Похоже, я инсценировал не тот роман Герберта Уэллса. – И тут он повернулся: – Или нет, мистер?…
– Грубер.
– Мистер Грубер. Боюсь, что вам придется вернуться в будущее без меня.
Роузтраш потратила столько денег, чтобы послать меня сюда. Если я вернусь ни с чем, других шансов у меня не будет.
– Но почему? Все, что я говорил, сущая правда.
– А значит, благодаря тому, что я ее знаю, у меня в течение ближайших сорока лет будут определенные преимущества, не так ли?
– Не глупите. Ваш завтрашний день ничуть не лучше вчерашнего. – Одно из первых правил в нашем деле – действовать незаинтересованно, а я нарушил его. Мне было очень важно, прислушается он к моим словам или нет. Все дело было в моем финансовом положении. Я ткнул в сторону кают, где спали Кернер с семейством. – После сегодняшнего вечера все только ухудшится. Вы отбрасываете свой единственный шанс изменить судьбу. Хотите заложить свой талант людям вроде Чарльза Кернера? Продать себя ради одобрения тех, кто никогда вас не поймет?
Уэллс развеселился.