Хотя я никогда не скрывал, почему меня исключили из Принстона [Принстонский университет - один из старейших и наиболее престижных американских университетов. Находится в Принстоне, штат Нью-Джерси.], но в "Свике" об этом особо не распространялся. С тех пор прошло уже почти пять лет. Я отсидел одиннадцать месяцев за то, что отказался давать показания относительно взрывов горных подъемников в Поконосе. Никто ничего не смог доказать или даже предъявить официальное обвинение. С тех пор я сознательно отдалился от движения в защиту окружающей среды.
– Пелл проболтася, – сказал Ли. – Не проблема.
– Проболтался, – повторил я. – Как же не проблема, этому Пеллу стоило бы заниматься своими делами, а рот держать на замке. Но я не думал, что ты вертишься в этих кругах.
Это была чистая правда. Я действительно никогда не слышал о том, чтобы Ли общался с "зелеными". По крайней мере, в Свике все "зеленые" были белыми и нарочито вели себя, словно представители богемы, – ни того, ни другого нельзя было сказать о Ли. Да и обо мне тоже.
Но, как всегда, я не смог сдержаться:
– Вся эта заварушка полная ерунда. Я никогда не имел от ношения к организации "За спасение Земли" или к тем людям, которых потом арестовали. Меня подозревали потому, что я распространял на своем курсе манифест Казинского [Казинский Тед
Это было не совсем правдой, но близко к ней.
– Да и вообще могли бы не чесаться. – Я понемногу заводился, несмотря на то (а может, как раз потому), что Ли с трудом меня понимал. Или мне так казалось. – Движение за охрану окружающей среды это пустой звук. Говорить уже поздно. В арктической тундре бушуют торфяные пожары. В Африке поголовно вымирают слоны. В течение следующего века уровень воды в океане должен подняться на два-четыре фута. Ты хоть представляешь, что это означает?
– Я хоть отень представляю, да, – кивнул Ли. – Платевное затопление на уровне рек.
Мы выпили еще, и он объяснил мне, что имеет в виду, а я понемногу стал понимать его ломаный техасский английский. Оказывается, неделю назад был как раз завершен печально известный проект по постройке дамбы на реке Хуанхэ в Китае, а это означало затопление древних деревень. С каждым новым стаканом то ли Ли начинал лучше говорить по-английски, то ли я лучше понимать его, а может, и то и другое, но я вскоре узнал, что в течение одиннадцати лет Ли проработал инженером на этом проекте и только тогда понял, какую угрозу для населения представляет дамба. После этого он в течение двух лет всеми известными способами выступал против проекта, почему и вынужден был покинуть страну. Тайная полиция Китая преследовала его по пятам.
– Тють спасся, – промолвил он с таинственной улыбкой и с техасским акцентом, который, казалось, давался ему без особого труда. Я по-новому взглянул на своего коллегу. Одиннадцать месяцев в федеральной исправительной колонии Алленвуд ничто по сравнению с тем, что могут сделать с человеком в Китае, попадись он в руки тайной полиции. А я еще пытался его тут учить!
– Значит, за Теда, – сказал я.
Я и не старался говорить тихо. Кроме парочки в дальнем углу и нас с Ли в баре был еще лишь бармен, мрачный коннектикутский янки, вежливо державшийся подальше от посетителей. Он протирал стаканы и смотрел теленовости, если очередные убийства городских наркодельцов можно считать новостями.
– За Теда? – переспросил Ли, поднимая свой стакан.
– Теда Казинского. Потому что этот сумасшедший в общем-то прав, как это ни прискорбно. – Я заказал еще виски. – Мы живем в период, который правильно назвали Шестым Вымиранием. Продолжающееся сумасшествие – безжалостное, безудержное и безрассудное уничтожение планеты – сводит на нет те небольшие успехи, которые достигнуты в борьбе против расизма, национализма, жадности и невежества. Ведь они не могут даже договориться, чтобы остановить глобальное потепление; они даже не могут его признать как процесс, потому что…
– Тогда потему не Пелл? Потему не "зеленые"?
– Потому что, Ли, потому что.
– Потему тогда не "Гаетьный Клють", Коул? Потему не "Дорогое Аббатство"?
– У-ух! – громко вскрикнул я. Снова это "Дорогое Аббатство". Теперь это уже вряд ли можно было назвать случайностью. И Ли вдруг так загадочно улыбнулся, что я понял – он все знает.
"Наверное, он из полиции", – сразу мелькнуло в голове. Я держал в руках пустой стакан.
– Черт тебя побери. О чем это ты болтаешь?
– О том, о чем все мы говорим вот уже два с половиной года, – раздался знакомый голос из угла, где стоял музыкальный автомат.