Лучшие бестселлеры. Книги 1-13

Камеры для подследственных нигде в мире не радуют глаз — камера, в которую поместили Бродку, не являлась исключением.

Только десять шагов до окна — вернее, застекленной дырки, в которую падал свет, — вот и все место для двух обтянутых пластиком коек.

Бродка был здесь не первым. За час до него в эту, так сказать, квартиру поневоле въехал еще один постоялец. Мужчина в темно-синем костюме с красным галстуком поначалу показался Бродке вполне приличным. Впрочем, это впечатление исчезло, как только он открыл рот.

— Агостинос Шлегельмильх, — представился он, сделав смешное движение рукой.

Бродка с отсутствующим видом пробормотал свое имя.

Некоторое время оба молча сидели на своих койках, Бродка — повесив голову, а Шлегельмильх — разглядывая соседа со снисходительной улыбкой на губах. Наконец Агостинос сказал:

— Похоже, ты в первый раз в тюряге. — Подняв вверх левую руку с растопыренными пальцами, он добавил: — А у меня уже будет пятый раз. Закаляет.

Хотя это замечание показалось Бродке смешным, ему было не до смеха. Он хотел, чтобы его оставили в покое и дали подумать — ничего больше, просто подумать над тем, как бы отсюда выбраться.

— И?.. — не отставал сосед. — Ты чего тут?

Бродка не собирался вступать в разговор, но он догадывался, что чересчур назойливый сокамерник от него не отстанет, и поэтому ответил:

— Они собираются повесить на меня убийство.

Агостинос Шлегельмильх присвистнул.

— Ни фига себе! — воскликнул он, и в его голосе послышались нотки восхищения.

— Черт побери, я этого не совершал! — взвинтился Бродка.

— Ясное дело, — заметил Шлегельмильх, — ты ни в чем не виноват.

Это было похоже на утешение, но Бродка не мог не заметить иронии. Сосед же настойчиво продолжал:

— Не бойся. Тебе не нужно доказывать свою невиновность. Пусть они доказывают твою вину.

— Я не виновен, черт побери! — рассерженно повторил Бродка.

Шлегельмильх поднял обе руки.

— Ну хорошо, хорошо, — словно пытаясь успокоить его, примирительно сказал он. — А что там все-таки было?

— Убийство проститутки.

Агостинос Шлегельмильх громко расхохотался, а потом, закашлявшись, выдавил:

— Шлюху замочил, шлюху!

Смех сокамерника показался Бродке отвратительным. Испытывая неприятное чувство, он вскочил, чтобы ударить Шлегельмильха по лицу. Тот на лету перехватил его руку и замолк. Бродка решил, что он встанет и отплатит ему той же монетой, но Шлегельмильх неожиданно расслабился.

— Не делай так больше, дружочек, — тихо, но с угрозой в голосе произнес он, отпуская запястье Бродки.

Бродка тяжело опустился на койку и замолчал.

— Не наложи в штаны, — сказал Шлегельмильх. — Убийство потаскухи в глазах нашего правосудия не считается убийством как таковым, то есть убийством по-настоящему. Есть эксперты, которые могут подтвердить ограниченную вменяемость, сексуальное отвращение или испорченные отношения с твоей мамой, — и вот ты опять на свободе. Нет ничего легче, уж поверь мне.

Бродка старался вообще не слушать этого странного типа. С другой стороны, его сосед, похоже, действительно неплохо знал эту жуткую систему — по крайней мере, лучше, чем он сам. И Бродка решил довериться сокамернику. В конце концов, что ему терять?

— Меня преследуют, — начал он и рассказал Шлегельмильху, как некие личности натравили на него шлюху. — Именно они, вероятно, и убили ее, чтобы затем повесить на меня это убийство.

Шлегельмильх удивленно поднял брови.

— Ты догадываешься, кто тебя преследует? — спросил он.

— Если бы я знал, было бы легче, — ответил Бродка и в ярости добавил: — Во всяком случае тогда бы у меня появился враг, против которого я мог бы что-то предпринять!

Это замечание, казалось, испугало Шлегельмильха.

— Ты что, очень смелый? — ухмыльнувшись, воскликнул он. — Чувак, так жить опасно!

Бродка не понял, что тот имел в виду, но не собирался продолжать разговор и молча уставился на гладкий пол.

Агостинос Шлегельмильх снял с себя пиджак, затем отпустил галстук и улегся на койку. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок. Казалось, он размышлял. Наконец, не отводя взгляда от потолка, Агостинос спросил:

— Капуста у тебя есть? Я имею в виду, ты богат?

— Ну, что значит богат… — с отсутствующим видом пробормотал Бродка.

— Что значит богат, — передразнил его Шлегельмильх. — Бабок много или беден как церковная мышь?

На лице Бродки впервые промелькнула улыбка.

— Есть немного бабок. Честно говоря, я даже сам точно не знаю сколько.

— Наследство?

Бродка кивнул.

— Пахнет дурно, весьма дурно! — Агостинос резко поднялся и окинул Бродку испытующим взглядом. — А знаешь, чем именно пахнет? Почтенным обществом. — Он поднял брови и загадочно улыбнулся. — Они знают состояние твоего счета лучше, чем ты сам. Можешь мне поверить.

Бродка не понимал, почему он доверился этому двуличному типу. Может, он стал слишком болтливым из-за необычной ситуации? С другой стороны, у него просто возникла потребность с кем-нибудь поделиться. Александр заставил себя улыбнуться и ответил:

— Ну, для мафии мое состояние, как и я сам, несколько мелковато.

Агостинос Шлегельмильх покачал головой.

— Не говори так. Если ты не знаешь, сколько у тебя капусты…