Лучшие годы - псу под хвост

Квидо(показывает отцу газету с фотографиями Владимира Ремека на трапе космического корабля). Вот что я называю служебной командировкой! Наверное, он счастливый человек!

Мать. Не подливай масла в огонь! Ешьте. Приятного аппетита!

Квидо. Приятного аппетита.

Отец. И тебе того же. Хлеб этот…

Мать. Пятидневный. Никто не сходил за свежим.

Квидо. Я решительно не могу. Пока не напишу рассказ… А в «сам-бери» я вообще войти не могу. Рискую получить нервное расстройство.

Мать(решительно). Завтра утром пойдешь туда за покупками даже в том случае, если для этого тебе придется принять диазепам!

Квидо. Почему я?! Пусть отец — ему делать нечего…

Мать(бросив иронический взгляд на отца). Ты что, в своем уме? Отец кончает инкрустированную шахматную доску! Разве я могу отвлекать его такими вещами?

Квидо(презрительно). Ха! На двери шкафа! О господи! Покажи мне шахматиста, который захочет играть, повалив сперва для этого шкаф с одеждой!

Мать(с явным удовольствием). Ты судишь об этом слишком прагматично! Прежде всего это красивая вещь! Нечто вроде самописки с часами.

Отец хочет что-то сказать, но ему мешает приход Пако. На нем жилет из телячьей кожи, на шее — кожаный шнурок с кабаньим клыком, в руке — стамеска. Он весь в грязи.

Квидо. Я могу понять, что иные не любят мыться, но не понимаю, почему из-за этого нужно становиться бродягой.

Мать. Где ты был?

Пако. Доделывал тотем…

Отец(замечая стамеску). Моей стамеской! Я убью тебя!

Мать. Почему ты никому не сказал, куда ты идешь? Почему ты хотя бы не оставил записку?

Пако. Я оставил записку!

Мать(подозрительно). Оставил? Где?

Пако(в беспорядке на кухонном столе находит кусок сосновой коры). Вот!

Матьрассматривает черточки на коре). Что это?

Пако. Пиктографическое письмо.

Короткая пауза.

Мать(покорно). Хорошо, Пако. Но в будущем пиши нам нормально. Как пишешь в школе. Мы, бледнолицые, пользуемся латиницей. Сколько тебе сосисок?

Пако. Я уже ел. Медвежья Шкура зажарил мне ворона.

Мать хочет что-то сказать, но ее прерывает телефонный звонок. Отец Квидо замирает. К телефону бежит Квидо. Мать не спускает с него глаз.

Квидо. Да? Привет! (Кричит в кухню.) Дедушка! Опять в больнице? (Тише.) Что с тобой было? Да-а… А виды на будущее? Преувеличиваешь! В Бенешове!.. И не спрашивай, в толк не возьму, как Ванчура[45] мог терпеть этих филистеров… Нет, в школе в целом нормально — что касается директора и этих картин в актовом зале. Я же тебе рассказывал?

Отец(с беспокойством). Не забывайся — ты говоришь по телефону!

Квидо. Пако? Отлично… Поужинал вороном… Нет, это шутка!. Никаких овощей, у нас были знаменитые сосиски, серьезно! В самом деле, вне всякой связи… честное слово!

Мать. Дай мне его! Ну пожалуйста!

Квидо. Отец? Нет, пока не спекся. Правда, говорит, что все его предали. Съели его цыплят и эмигрировали!

Отец. Ты обалдел?! Повторяю — ты говоришь по телефону!

Мать. Дай мне его!

Квидо. Нет, ни за что… (Улыбается.) Он жутко завидует Ремеку… Кто это? Ты не знаешь? Не читаешь газет? Ага… Ну-ну… А что ты читаешь? О жизни кого?.. Главное, что о жизни, да?.. А что Зита? Хм… Еще что? Мать заставляет меня в четвертой четверти сдавать на права, представляешь? Нормальные матери своим сыновьям такого не советуют… Думаю, она одержима скоростью, или как?

Мать. Не болтай вздор! Дай мне его!

Квидо. Отец? Нет, он опять не ездит… Нет… Не хочет, дескать, чтобы ему пришили неумышленное убийство. Именно этого, дескать, и ждут не дождутся гэбисты…

Отец(кричит). Возьми у него трубку… или я вырву розетку из стены!

Квидо. Нет, это был отец… Дам тебе маму… Ну привет, до воскресенья! Чао!

VIII

В Сазаве у матери Квидо не раз возникали недоразумения с почтой. Помимо нескольких отлепленных иностранных марок, с чем она легко смирилась, нередко пропадали письма, исчезли две книги, заказанные ею в Клубе читателей; зато бандероли, адресованные ей на работу, почему-то оставляли для нее на почте, и она вынуждена была тащиться за ними лично. Однако на все эти безобразия она смотрела сквозь пальцы.