Читаем Лучшие мысли и изречения древних в одном томе полностью

«Письма к Луцилию», 68, 4

Лжет общий голос невежд, утверждающих, будто «самое лучшее – умереть своей смертью». Чужой смертью никто не умирает.

«Письма к Луцилию», 69, 6

Жизнь не всегда тем лучше, чем дольше, но смерть всегда чем дольше, тем хуже.

«Письма к Луцилию», 70, 12

Лучшее из устроенного вечным законом – то, что он дал нам один путь в жизнь, но множество – прочь из жизни.

«Письма к Луцилию», 70, 14

В одном не вправе мы жаловаться на жизнь: она никого не держит. ‹…› Тебе нравится жизнь? Живи! Не нравится – можешь вернуться туда, откуда пришел.

«Письма к Луцилию», 70, 15

Самая грязная смерть предпочтительней самого чистого рабства.

«Письма к Луцилию», 70, 21

Кто не знает, в какую гавань плыть, для того нет попутного ветра.

«Письма к Луцилию», 71, 3

Немалая часть успеха – желание преуспеть.

«Письма к Луцилию», 71, 36

Не бывает так, чтобы не возникали все новые дела, – мы сами сеем их, так что из одного вырастает несколько. ‹…› Нужно сопротивляться делам и не распределять их, а устранять.

«Письма к Луцилию», 72, 2

Как распрямляется сжатое силой, так возвращается к своему началу все, что не движется непрерывно вперед.

«Письма к Луцилию», 72, 3

Не так радостно видеть многих у себя за спиной, как горько глядеть хоть на одного, бегущего впереди.

«Письма к Луцилию», 73, 3

Боги не привередливы и не завистливы; они пускают к себе и протягивают руку поднимающимся. Ты удивляешься, что человек идет к богам? Но и бог приходит к людям и даже – чего уж больше? – входит в людей.

«Письма к Луцилию», 73, 15–16

Мы сетуем, что все достается нам и не всегда, и помалу, и не наверняка, и ненадолго. Поэтому ни жить, ни умирать мы не хотим: жизнь нам ненавистна, смерть страшна.

«Письма к Луцилию», 74, 11

Немногим удается мягко сложить с плеч бремя счастья; большинство падает вместе с тем, что их вознесло, и гибнет под обломками рухнувших опор.

«Письма к Луцилию», 74, 18

Пусть будет нашей высшей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим.

«Письма к Луцилию», 75, 4

Век живи – век учись тому, как следует жить.

«Письма к Луцилию», 76, 3

Почему он кажется великим? Ты меришь его вместе с подставкой.

«Письма к Луцилию», 76, 31

Мы слышим иногда от невежд такие слова: «Знал ли я, что меня ждет такое?» – Мудрец знает, что его ждет все; что бы ни случилось, он говорит: «Я знал».

«Письма к Луцилию», 76, 35

Разве не счел бы ты глупцом из глупцов человека, слезно жалующегося на то, что он еще не жил тысячу лет назад? Не менее глуп и жалующийся на то, что через тысячу лет он не будет жить.

«Письма к Луцилию», 77, 11

Сатия ‹…› приказала написать на своем памятнике, что прожила девяносто девять лет. Ты видишь, старуха хвастается долгой старостью; а проживи она полных сто лет, кто мог бы ее вытерпеть?

«Письма к Луцилию», 77, 20

Жизнь – как пьеса: не то важно, длинна ли она, а то, хорошо ли сыграна.

«Письма к Луцилию», 77, 20

Самое жалкое – это потерять мужество умереть и не иметь мужества жить.

«Письма к Луцилию», 78, 4

Умрешь ты не потому, что хвораешь, а потому, что живешь.

«Письма к Луцилию», 78, 6

Каждый несчастен настолько, насколько полагает себя несчастным.

«Письма к Луцилию», 78, 13

Кто из нас не преувеличивает своих страданий и не обманывает самого себя?

«Письма к Луцилию», 78, 14

Болезнь можно одолеть или хотя бы вынести. ‹…› Не только с оружьем и в строю можно доказать, что дух бодр и не укрощен крайними опасностями; и под одеялом [больного] видно, что человек мужествен.

«Письма к Луцилию», 78, 21

Слава – тень добродетели.

«Письма к Луцилию», 79, 13

Чтобы найти благодарного, стоит попытать счастье и с неблагодарными. Не может быть у благодетеля столь верная рука, чтобы он никогда не промахивался.

«Письма к Луцилию», 81, 2

Мы ничего не ценим выше благодеянья, покуда его домогаемся, и ниже – когда получим.

«Письма к Луцилию», 81, 28

Нет ненависти пагубнее той, что рождена стыдом за неотплаченное благодеянье.

«Письма к Луцилию», 81, 32

Римский вождь ‹…›, посылая солдат пробиться сквозь огромное вражеское войско и захватить некое место, сказал им: «Дойти туда, соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет».

«Письма к Луцилию», 82, 22

Усталость – цель всяких упражнений.

«Письма к Луцилию», 83, 3

Луций Писон как однажды начал пить, так с тех пор и был пьян.

Перейти на страницу:

Все книги серии Полное собрание сочинений (Эксмо)

Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

Роберт Иванович Рождественский , Роберт Рождественский

Поэзия / Лирика / Песенная поэзия / Стихи и поэзия

Похожие книги