Лучшие романы

Сознание Грэма было похоже на лунную ночь с быстро бегущими облаками – то все мутно и безнадежно, то светло, но призрачно. Он был одновременно Хозяином Земли и человеком, вымокшим до нитки в талой воде. Среди всех сменяющихся впечатлений самым ярким и преобладающим было противостояние: с одной стороны – Белый Совет, обладающий властью, дисциплинированный, немногочисленный, – Белый Совет, от которого ему удалось убежать; с другой стороны – чудовищные толпы, плотные массы неразличимых людей, выкрикивающих его имя, приветствующих его как Хозяина. Противная сторона держала его в заключении и собиралась убить. Эти кричащие люди за дверью маленькой комнаты его освободили. Но почему все так сложилось, он понять не мог.

Дверь распахнулась, голос Линкольна утонул в шуме зала. Вместе с ревом голосов в комнату ввалилась толпа. Люди, жестикулируя, подступили к нему и к Линкольну. Голоса из зала как бы озвучивали их немо шевелящиеся губы: «Покажите нам Спящего, покажите нам Спящего!»

Люди вокруг Грэма выкрикивали:

– Тише! К порядку!

Грэм взглянул в сторону открытой двери и увидел за ней панораму гигантского овального зала – множество кричащих мужских и женских лиц, развевающиеся одежды, протянутые руки. Многие стояли, изможденный человек в темно-коричневых лохмотьях взобрался на сиденье и махал черным платком. Грэм столкнулся взглядом с глазами девушки, полными удивления и ожидания. Чего ждут все эти люди от него? Смутно ощущалось, что шум снаружи изменился, сделался более ритмичным, маршевым. Его собственное восприятие тоже переменилось. Некоторое время он не мог разобраться, что на него повлияло. Но состояние, близкое к панике, прошло. Он начал снова, хотя и тщетно, задавать вопросы.

Линкольн принялся что-то кричать ему в ухо, но Грэм был слишком оглушен. Остальные, кроме девушки, повернулись к залу и махали руками. Теперь Грэм понял, что изменилось в общем шуме. Люди пели – все вместе, единым хором. То была не просто песня – голоса сливались и возносились вместе с приливом музыки, похожей на органную; в музыке переплетались звуки фанфар, шум реющих знамен, торжественный шаг войска, выступающего на войну. Ноги отбивали ритм – трам, трам, трам.

Его подталкивали к двери. Он машинально подчинился. Сила этой песни овладела им, воодушевила, придала храбрости. Перед ним открылся зал, бушующая стихия цветных пятен, раскачивающихся в такт песни.

– Помашите им рукой, – сказал Линкольн. – Помашите им рукой!

– Подождите, – послышался голос с другой стороны, – он должен надеть это.

Чьи-то руки прикоснулись к его шее, когда он задержался в дверях, и черная мантия окутала его плечи. Грэм высвободил руку и последовал за Линкольном. Он отметил, что девушка в сером платье рядом – лицо сияет, вся устремлена вперед. В этот момент она, раскрасневшаяся и порывистая, казалась воплощением самой песни. Грэм снова вышел в ложу. Волны песни при его появлении немедленно утихли и отхлынули с пеной выкриков. Направляемый рукой Линкольна, он наискось прошел через центр помоста и стал лицом к народу.

Пространство зала оказалось огромным и замысловато устроенным – галереи, балконы, широкие ступени амфитеатров, гигантские арки. Очень далеко вверху виднелся зев большого коридора, заполненного людьми. Все это огромное множество народа слилось в сплошную колышущуюся массу. Отдельные фигуры на мгновение выделялись из нее, привлекая его внимание, и снова пропадали. Совсем рядом с помостом трое мужчин подняли на руки белокурую красавицу – волосы падали на лицо, а она знай себе махала зеленым жезлом. Неподалеку от этой группы изможденный старик в синем отталкивал соседей, удерживая место. В толпе мелькал его лысый череп и черная яма беззубого кричащего рта. Кто-то выкрикнул таинственное имя «Острог». Все ощущения Грэма были смутны, отчетливо воспринималась только песня. Народ отбивал ритм ногами – трам, трам, трам, трам. Зеленое оружие поблескивало и раскачивалось в руках.