Лучшие в мире ученики, или Как научить детей учиться

Как раз к этому моменту мы вместе с толпой других школьников дошли до школы № 13 – здания из темно-красного и черного кирпича с решетками на окнах. Как и весь город, школа № 13 сочетала в себе старину и современность: одна часть здания была восстановлена после Второй мировой войны, а другая датировалась XIX веком. Хмурые охранники впустили нас в главный вестибюль.

Это была двуязычная немецкая школа, одна из лучших в городе. В ней были полы из твердой древесины, высокие потолки и деревянные парты, но она была несравнима со школой в Геттисберге. Например, здесь не было кафетерия. Дети приносили из дома бутерброды или покупали еду в маленьком школьном буфете.

Здесь не было ни современных «белых досок», ни ноутбуков. а в Геттисбергской школе в половине классов были ноутбуки для всех учеников, а другая половина пользовалась одной из пяти компьютерных лабораторий. Пока мы спускались по лестнице, я спросила Тома, какие задания выполняли на этих ноутбуках.

– Мы играли в игры, – сказал он с улыбкой, – или пытались войти в «Фэйсбук».

Польские дети, конечно, тоже проводят время в «Фэйсбуке». Они играют в «Мир Варкрафта», как и дети у него на родине. Но все же здесь тратят много времени на подготовку к выпускному экзамену – гораздо больше, чем большинство одноклассников Тома тратили на подготовку к SAT. На этот экзамен польские надевали свою самую красивую одежду – так же, как американские школьники-футболисты в день игры.

И еще одно: в польской школе Тома нет уроков физкультуры – они просто не вмещаются в учебный день, да и зачем? Многие дети самостоятельно играют в футбол или баскетбол, и не было путаницы в том, для чего нужна школа и что важно для будущего детей. В отличие от Блэнчарда польскому директору не надо беспокоиться о том, сможет ли учитель математики одновременно работать тренером по бейсболу.

На перемене мы с Томом вышли на перекур. Мы стояли у школы среди десятков других школьников, а мимо проезжали трамваи, сотрясая под нами землю. Том приобрел эту привычку вскоре после приезда. Дома в Геттисберге за курение у школы ему бы временно запретили посещать занятия.

Как и многие американские школьники по обмену, Том наслаждался свободой, появившейся у него за границей. После школы он любил ходить на один из 12 островов на реке Одер, протекающей через город. Там он пил пиво и курил с друзьями. Он ощущал себя взрослым, способным принимать решения.

Однако независимость не всегда доставляла удовольствие. Если подростки могут сами о себе позаботиться после школы, то предполагалось, что они также могут смотреть фактам в лицо во время уроков. Их не защищали от суровой правды. Том запомнил, как на одном уроке учитель объявил оценки за экзамен. Он был поражен, услышав результаты: 22 из 26 человек не сдали – это невообразимое количество в большинстве школ США. По мнению Тома, польская школа не во всем лучше, но она менее снисходительна.

В тот день я попросила Тома познакомить меня с директором школы Урсулой Спалкой. Она пригласила меня к себе в кабинет, где мы сели под большим орлом – государственным гербом Польши, висящим на бледно-лиловой стене. На Спалке была черная блуза с большим вырезом, коричневый костюм и крупные украшения. Она начинала как учитель математики, а директором школы № 13 проработала почти 20 лет.

Как и в США, в Польше школы управлялись на местном уровне. Страна поделена на 2500 муниципалитетов. Спалка и другие директора школ имели в среднем $4,681 на одного школьника ежегодно против $11,000 на школьника в Геттисберге.

Спалка лаконично ответила на мои вопросы, не проявляя эмоций. Когда я спросила ее о реформах, которые сделали страну образцом для всего мира, выражение ее лица стало кислым.

– Мы не так уж довольны этими реформами, – сказала она сухо. – В школах не любят радикальных перемен, а это были радикальные изменения.

Несмотря на высокие баллы Польши в PISA, многие поляки все же считали, что было ошибкой учить всех детей вместе в нестабильном подростковом возрасте. Обращали внимание на другие проблемы: многие думали, что выпускной экзамен стал слишком легким, а педагоги страны воевали с правительством против предложения сократить их часы.

Во всех странах, в которых я побывала, люди жаловались на систему образования. Это было универсальное мнение и, как ни странно, обнадеживающее. Никто не был удовлетворен, и это справедливо. Дать всем детям хорошее образование очень трудно, и каждой стране – каждой! – все еще нужно было к этому стремиться.

Летом 2000 г., доведя до конца первый этап реформ, Хандке оставил свой пост. Ему не удалось найти средства, необходимые для обещанного повышения зарплат учителям, и потом он устал. Он вернулся к химии, и вскоре его партия потерпела поражение.