Читаем Лучшие полностью

Ну, так вот, Руслан. Когда не хулиганил вместе со всеми по тылам, да не снимал зазевавшихся стрелков с окрестных гор, была у него еще работа. Доставлять радость поручику Драшневу. Нет, не поймите криво, с ориентацией у поручика было все нормально. Радовался же Заран, глядя, как бойцы его, рядовые и необученные, коих в группе у него стало всего десять вместо прежних четырнадцати, становятся потихоньку стараниями Руслана все более и более обученными, хоть и не менее рядовыми. Он, Заран, и сам конечно, с ними иногда занимался - но, как известно, у командира всегда найдутся не менее важные дела, чем материть закапывающего ствол в бруствер салагу или пялиться в бинокль на девственно чистые после длинной очереди от живота мишени, и уж тем более - объявлять выговор с занесением в грудную клетку за плохо вычищенное оружие. А "замку" по огневой - это вроде по должности. Руслан и не филонил, дрючил молодняк, как положено. Молодняк мало-помалу учился стрелять и, главное, попадать.

На выходах Руслан тоже был вполне адекватен. Основы спецназовской тактики просек в момент, командовал грамотно, бегать мог быстро, тихо и долго. В общем, самый цимес вышел у Зарана с командиром огневой подгруппы.

Это вот, значит, Руслан.

Теперь Збигнев. Родом из Кракова, на вид лет тридцать ему было. Кажется, никто так до конца и не понял, чем именно занимался этот поджарый тридцатилетний мужик в прошлой жизни. Ясно было лишь, что к ремеслу "убивца" приступил он не вчера и даже не позавчера. По некоторым косвенным признакам, трудился где-то в силовых структурах польской "беспеки", скорее всего, по направлению "антитеррор", хотя кто его точно знает.

На второй день после прибытия, когда стали на месте выяснять, кто на что годится, он как-то туманно намекнул, чудовищно коверкая русские слова, что "немножко умеет драться". Заран, как и все присутствовавшие при том командиры групп, оживились - оттянуться врукопашную любили многие. Зби пожал плечами, вышел на утоптанный пятачок и сделал всем приглашающий жест, мол "извольте, господа". "Господа" не заставили себя упрашивать и стали выходить на площадку по одному, окружая расслаблено стоящего в центре поляка, ожидая, когда тот намекнет, что с противниками перебор. Зби молчал, и для начала решили ограничиться пятью партнерами, тем более что все вышедшие на махаловку офицеры были далеко не ангелами, а где-то в чем-то спецназовцами.

Махались недолго. Грамотно, с одновременными согласованными атаками, молча, без киношных красивостей. Как положено махались. Через две минуты поднявшийся и, заметно прихрамывая, последним покинувший импровизированный ринг офицер подвел итог: "Машина смерти". И добавил, сокрушенно покачав головой: "А ведь он, сдается мне, вполсилы работал. Даже не сломал никому ничего". Больше подобных спаррингов со Збигневым не устраивали.

Определили Збигнева в подгруппу к Руслану. Уж ему-то в тактику спецмероприятий вникать особо не пришлось - сам был "с усам". Хотя иногда выходили казусы - скажем, вместо полной нейтрализации противника, Зби частенько норовил взять "клиента" живым, хотя в терминаторских рейдах такая необходимость возникала весьма редко. "Антитеррор", одним словом. Но подобные мелочи, в общем, не портили его репутацию, поскольку, так или иначе, если Збигнев за кого-то брался, то вреда тот причинить уже точно никому не мог. А с ненужными "языками" никогда не поздно было разобраться радикально. Что и делали, как правило.

Находясь в расположении бригады, Зби помогал поручику во всяких мелочах, тренировал бойцов по рукопашке, учился сам - у Руслана повышал навыки стрельбы, у Рептилии и Хайнца овладевал, как ни странно, абсолютно неведомыми ему до сих пор азами саперного дела. Ходил в патрули по городу, в меру трескал сливовицу, в основном, молча. Иногда ругался по-польски, но чаще - по-русски. Иногда исчезал на пару-тройку дней, с санкции вышестоящего начальства, разумеется. Где и чем в это время занимался - не ведал никто, включая Зарана. Наверное, чем-то важным.

В общем, такая вот загадочная личность, хотя боец - отменный. И на том спасибо. Но "Збышеком" капрала Валевского не называл никто.

Так, Рептилия. Вообще-то, было у него имя, но внешность этого юноши прямо-таки требовала кликухи. Нельзя такому без погоняла. Сперва, не долго думая, окрестили "Очкариком". Не прижилось. Почему-то не моглось называть "Очкариком" индивидуума, бесшумно проходившего на учебных через все заслоны и обкладывавшего объект взрывчаткой по самое "не хочу". Но - очки-то никуда не денешь, как слова из песни. Тогда попробовали "Змею очковую". Длинно. Долго выговаривать. Снова не то.

Все решилось, когда вместе с оружием из Аргентины пришло несколько аквалангов. Командира бригады, осматривавшего арсенал, сии диковины весьма заинтересовали - тем более, что Город стоял на берегу теплого моря и как плацдарм для амфибийных операций использоваться мог вполне. Худощавый очкарик попросил провести соответствующую учебу - дно посмотреть, водичку пощупать. Разрешили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза