Лучший английский ас

Жертвы составляют ничтожное меньшинство, хотя в каждой эскадрилье есть по крайней мере один такой бедняга. В первую очередь они проверяют парашюты. Можете быть уверены, что под рубашкой в секретном кармане у них лежат отпечатанные на шелке карты Франции. У них наверняка имеется пачка французских франков в водонепроницаемой упаковке, а иногда и две. Эти пилоты никогда не забывают компас и револьвер, иногда они даже берут с собой гражданскую одежду на случай, если их собьют. Во время этих мучительных сборов они напоминают престарелых сельских леди, тщательно составляющих список покупок, прежде чем сесть в автобус, отправляющийся в город.

У домика останавливается автомобиль, и в комнату валкой походкой входит командир крыла, как всегда оживленный и полный уверенности. «Сегодня они наверняка будут, Билли. Мы атакуем их над целью, если не раньше. Наша работа — проследить, чтобы „Стерлинги“ прошли спокойно, и прикрыть отставших. Держаться вместе. Кто летит в моем звене?»

«Смит, Кокки и Джонни, сэр», — отвечает Билли Бартон.

Бадер улыбается нам.

«Хорошо. Взлетаем и держим строй фронта, когда я лягу на курс. Ясно?»

«Ясно».

Командир крыла звонит по телефону Стэну Тэрнеру и Кену Холдену. Следуют краткие инструкции и сверка часов. За 10 минут до взлета мы расходимся по самолетам, занятые своими собственными мыслями. Я вспоминаю другие выходные, когда я был школьником. Я иду по склону холма в черном костюме. Наш директор прямо сгорает от желания поймать старшеклассников с поличным за курением. И я вспоминаю своего отца, который всегда резко возражал против любой работы «в день субботний».

Мои механики служат в эскадрилье со дня ее формирования. Они видели успехи и поражения, на их памяти пришло и ушло множество летчиков. Они знают, что в последние минуты на земле я нервничаю, но когда они застегивают мои ремни, то продолжают говорить о своем. Я слышу, что мотор работает нормально, пулеметы смазаны и проверены, неисправная рация заменена и опробована в полете. Я чувствую обычный запах кабины, странную смесь солидола, машинного масла, авиабензина, и слегка успокаиваюсь. Я затягиваю ремешки шлема, поворачиваю руль педалями, качаю ручку управления и слежу за движениями элеронов. Потом смотрю на приборную доску, хотя перед глазами мелькают картины полета к Лиллю и стычек с «мессерами».

Кен запускает мотор на противоположном краю аэродрома, и 12 «Спитфайров» 610-й эскадрильи, неловко покачиваясь, катят по траве. Пропеллер Бадера тоже начинает вращаться. Я киваю механикам. Мотор чихает один или два раза, я добавляю газ, и он начинает реветь внушительным басом, пока я не снижаю обороты. Мы выруливаем на взлет, внимательно следя, чтобы не столкнуться с каким-либо самолетом. Хвостовое колесо, сделанное из литой резины, подскакивает на малейшей кочке, беспощадно встряхивая меня и мои бедные кости.

Мы выстраиваем 12 «Спитфайров» по диагонали в углу летного поля. Мы ждем, пока эскадрилья Кена не проделает половину пути по аэродрому, и тогда Бадер кивает. Мы дружно двигаем сектора газа, и грохот моторов пробивается даже сквозь плотно застегнутые шлемы, больно ударяя по барабанным перепонкам. Взлетели. Мы держимся в сомкнутом строю. Я расслабляюсь в кресле и с помощью триммеров добиваюсь того, что «Спитфайр» откликается на малейшее движение ручки.

Один медленный широкий разворот, и мы ложимся на курс параллельно берегу. Эскадрилья Кена занимает свое место в полумиле от нас. Стэн прикрывает нас с другого фланга. Вудхолл вызывает нас по радио из центра управления полетами.

«Салага?»

«О'кей, о'кей».

И так далее.

Мы мчимся в прозрачном небе. В кабине ни малейшего шевеления, только слабые покачивания ручки подтверждают, что ты живой человек, а не механизм. Смутные опасения, терзавшие меня перед взлетом, улетают прочь. Хотя мы замкнуты в крошечных кабинах и отделены друг от друга, разряды статического электричества похрустывают в наушниках. Когда говорит ведущий, его голос звучит особенно тепло. Мы сразу понимаем, что в воздухе связаны особыми узами, которые гораздо прочнее обычных дружеских отношений на земле. Невидимые нити доверия и товарищества держат нас вместе. Аура Бадера поддерживает и защищает нас. Авиакрыло Тангмера готово.

Мы пролетаем над Бичи-Хед, а над бухтой Певенси поворачиваем вправо, чтобы пересечь Ла-Манш, и направляемся к французскому берегу. Какой-то пилот случайно задел тумблер передатчика, и мы слышим, как он мурлычет себе под нос песенку. Затем он замечает свою оплошность, и внезапный щелчок тумблера оставляет тебя наедине с гулом собственного мотора.

Бадер покачивает крыльями, мы прекращаем набор высоты и выравниваемся. Мы держимся четверками на высоте 25000 футов. Кен и Стэн пристраиваются чуть сзади. Настало время снять гашетки с предохранителей и повернуть зеркальный прицел, так как мы можем столкнуться с противником в любой момент.

«О'кей, Кен?» — спрашивает Бадер.

«О'кей, Салага».

«Стэн?» — снова Бадер.

«Отвянь».