Читаем Лучший английский ас полностью

Ради практики мы все-таки поднимали наши новые «Спитфайры» на высоту 40000 футов, но вести бой на таких высотах оказалось делом весьма непростым. Мы обнаружили, что при приближении к своему потолку истребитель требует исключительно аккуратного пилотирования. «Спитфайр» требовалось вести как можно ровнее. Нельзя было резко работать ручкой управления, а все изменения высоты следовало выполнять плавно и медленно, иначе самолет срывался в штопор и терял высоту.

Как-то в конце мая я со своим звеном дежурил вечером на аэродроме. Я отправился переодеться, так как был приглашен на коктейль одним из офицеров в Уитеринге. Переодевшись, я вернулся на стоянку, чтобы попрощаться с парнями. Когда я вошел в домик, меня чуть не сбили с ног Браун и Уэлш, которые бегом бросились к своим «Спитфайрам». Браун был невысоким безбородым юнцом, который летал так хорошо, что я сделал его командиром четверки.

«Что за переполох?» — спросил я, так как у нас не было тревог уже несколько месяцев.

Сержант Смитсон, симпатичный молодой австралиец, уже представленный к офицерскому званию, ответил:

«Не знаю, сэр. Нам по телефону приказали срочно взлететь. Мы должны патрулировать над Лейстером на высоте 2000 футов».

Это прозвучало интригующе, и я позвонил офицеру управления полетами. В этот день дежурил Питер Клэпхем.

«Что стряслось, Питер?» — поинтересовался я.

«Мы засекли одиночного бандита возле Лейстера. Он болтается ниже 1000 футов. Ваше синее звено уже рядом».

«Может, мне поднять еще четверку?»

«Давай. Позвони мне, когда они будут в воздухе».

Я позвал Смитсона, и мы прыгнули в два ближайших «Спитфайра». Времени закрывать фонарь не было, и это было хорошо, так как я не собирался портить свой лучший мундир.

«Зеленое звено в воздухе, Питер», — доложил я.

«Пеленг 270. Бандит в 10 милях впереди. — И через пару секунд: — Пеленг 300, бандит в 5 милях».

Мы находились всего в нескольких футах над землей и много ниже границы облачности. Мы мчались над полями Лейстершира. Впереди мелькнула серая башня церковной колокольни. Я вырос здесь и потому точно знал, где мы находимся.

Снова раздался голос Питера:

«Пеленг 350, Джонни. Газуй. Он совсем рядом».

Мы оба увидели его одновременно. Смитсон что-то выкрикнул, но мой палец уже лежал на гашетке. Это был двухмоторный «Дорнье» с тупым носом и двумя килями. Он повернул влево и пошел на снижение. Мы описали широкий вираж, и когда немец снова появился на прицелах, ринулись в атаку.

Внезапно меня остановило смутное сомнение, и я не нажал на спуск. Вместо черно-белых крестов на крыльях бомбардировщик имел большие темные круги, напоминающие опознавательные знаки Королевских ВВС. А что если это какой-нибудь двухкилсвой самолет американского производства? Я был совсем рядом, менее чем в 70 ярдах, но стрелять было неудобно, так как я автоматически отвернул, как только увидел круги. Уже имелось слишком много случаев ошибочных атак. Но все мои сомнения улетели прочь, когда стрелок из верхней средней турели дал по моему «Спитфайру» длинную очередь. Мне показалось, что сотни мячиков для гольфа промелькнули мимо кабины. Немец использовал фальшивые опознавательные знаки! Взбешенный, я заорал:

«Задай ему, Смити! Задай этому говнюку!».

Я заложил крутой вираж и снова попытался выйти в атаку, чтобы выместить на фрице свою злость. Смитсон проскочил мимо немца, и «Дорнье» нырнул в облако. Больше мы его не видели.

Два пилота синего звена слышали мой истошный вопль, и молодой Браун повел их в атаку. Клубочки белого дыма начали вылетать из одного мотора «Дорнье», но когда Браун выходил из атаки, немецкий стрелок подловил его и разнес фонарь. При этом Брауну повредило правый глаз. Он зажал рану, и белый шелковый шарф окрасился кровью. Наполовину ослепший пилот, испытывая страшную боль, все-таки посадил «Спитфайр» в Норт-Лаффенхэме.

Все остальные приземлились в Кингзклиффе, где нас встретил Бэзил Эмбри и его командир крыла. Они видели силуэт «Дорнье» и слышали пушечные очереди. Чем все кончилось? Горит где-нибудь в поле, а экипаж выпрыгнул? Я сообщил им неприятную правду. 4 «Спитфайра» сумели только повредить один мотор «Дорнье», а я сам вообще не выпустил ни одного снаряда. Другие пилоты тоже видели странные темные круги. Старших офицеров, как и нас, привела в ярость эта уловка.

Молодой Браун потерял правый глаз, но вскоре все-таки вернулся в эскадрилью, такой же бойкий, как и раньше. Он был полон решимости продолжать воевать. Командир авиакрыла проверил его на спарке, после чего разрешил летать на «Спитфайре». Высокое начальство предложило Брауну прекратить летать и перейти на канцелярскую работу. Но тут на арену выступил Бэзил Эмбри. Полковник лично рекомендовал допустить Брауна к боевым операциям. Он заявил, что лучше иметь одного смелого одноглазого пилота, чем пару двуглазых трусов! Высокое начальство поинтересовалось, как он будет управлять современным истребителем, имея один глаз? Тогда полковник выбросил козырного туза, заявив, что тот уже летает на «Спитфайре».

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное