Лучший день

Сенат собирался в курии, располагающейся за Театром Помпея, в портике прямо за секцией театра. Зал собрания представлял собой римскую экседру с изогнутой задней стенкой и несколькими уровнями сидений. Стены были украшены декоративными мраморными с золочением вставками, а пол красивейшей мозаикой. Но всё внимание, конечно, забирала на себя высокая статуя Гнея Помпея Великого и сидение ведущего заседание, место Цезаря. Огромные залы притаились и приготовились созерцать великие свершения Могучих. В остальном царил лёгкий полумрак, пламя жаровен не могло изгнать всех теней из этих пространств. Сенаторы уже были на местах.

Ему навстречу шёл Гай Кассий Лонгин, они поприветствовали друг друга и, отойдя ближе ко второму венцу сидений, встали. Брут как бы небрежно взглядом окинул присутствующих, единомышленники были здесь, словно змея под камнем, затаились они в ожидании удара. Всё было готово, но… он не пришёл, опаздывал. Тревожные мысли метались в голове Брута: «Мы были неосторожны, нас раскрыли». Всегда в такие минуты приходят сначала только самые мрачные мысли.

– Узнал о заговоре? – шепнул ему шурин и друг Гай Кассий Лонгин.

Паника среди «защитников республики» возрастала с каждой секундой ожидания. Кажется, даже становилось душновато. Марк ловил на себе много как бы мимолётных взглядов. Словно змеи, шипя, негромко переговаривались те, у кого был сговор. Они, конечно, делали вид, будто бы всё было как всегда, только это было не так. Напряжение нарастало. Кажется, даже тени стали какие-то другие, взирающие, ничего не упускающие, бдящие.

Неосведомлённые сенаторы же, напротив, лениво взирали на округу, кто-то общался, стоя группами по несколько десятков человек, другие предпочитали шумной беседе в компании собственные измышления. Время сейчас не шло, оно тянулось, медленно. В эту секунду не верилось выражению, будто время – это бушующий океан с водоворотами событий или же река, нет, сейчас оно было вязкое, словно смола. К двоим явно ожидающим чего-то людям подошёл третий.