Лучший день в году

– Ты жив, бродяга, нет?

– Ползу, – крикнул Илья.

– А, ну ползи, ползи. Щас, я тебя, брат, вылечу, – пообещал Сопун.

Илья поднялся по стенке, отпер дверь, впустил Ваську. Тот, странно чисто одетый, побритый и подстриженный перешагнул порог его квартиры и встал, приосанившись.

– Как я тебе, Илюха?

– Ничего… – Илья попытался улыбнуться, но тут же охнул от боли и пополз вниз по стенке.

Сопун еле успел его подхватить под мышки. Оттащил обратно в загаженную комнату, швырнул на диван. Наклонился, пощупал пульс, оттянул веки и осмотрел глаза. По его утверждениям, Сопун в прежней жизни был терапевтом.

– Не ссы, жить будешь, – шлепнул он его по животу и, когда Илья не дернулся, еще раз удовлетворенно кивнул. – Все в норме, Илюха. Просто синьку жрать не надо.

– А мы разве не с тобой ее жрали?

– Нет, брат. Я только сегодня вернулся утром.

– Откуда? Откуда такой нарядный?

Илья снова осмотрел приятеля и радостно улыбнулся. Тот был с пакетиком, в котором точно была бутылка водки и какой-то харч.

– А вернулся я, Илюха, от сестрицы, – со счастливым оскалом начал рассказывать Сопун, смахивая Илюхиной рубахой пыль со стола, который, кстати, тоже был с помойки. – У меня знаешь какая сестрица! О, брат! Таких больше нет! Узнала, что я на помойку переселился. Приехала позавчера, таких чертей мне дала! Отмыла, одела, накормила, квартиру мою в порядок привела, все долги по коммуналке погасила. И денег дала. И я ей обещал, что начну новую жизнь. Вот так…

На последних словах улыбка у Сопуна угасла. Прямо в чистеньких новых штанах он сел перед диваном на пол, глянул с тоской Илюхе в глаза.

– Только ведь соврал я сестрице-то, брат!

– О чем? – Илья потянулся рукой к пакету. – Чё там, Сопун?.. А чё соврал-то?

– Не брошу я ничего, Илюша. Ни пить не брошу, ни со свалки не уйду. Отброс я, Илюша. А отбросам место среди отбросов. – И по отмытому его и выбритому лицу покатились слезы-горошины. – Хорошая она у меня, а я дрянь. И место такой дряни только там.

Его рука дернулась в сторону окна, из которого прекрасно просматривались мусорные баки.

– Знаешь, что я тебе скажу, Вася, – Илья немного оживился и сел, опершись о спинку дивана, глаз с пакета он не сводил. – Это твой выбор! Правильно? Твой! А сестрицы, они… Пускай живут как им нравится. Моя вон тоже сестрица…

– Чего? Чего она?

Неожиданная поддержка собутыльника придушила совесть и осушила слезы, Сопун вскочил с пола и суетливо дергал из пакета что принес. Две бутылки водки и не какой-нибудь паленки, а путевой. Упаковка толстеньких аппетитных сарделек, банка кабачковой икры, банка рыбы, банка маринованных грибов, буханка черного хлеба. Все сноровисто покромсал, поломал, открыл, вывалил на пластиковые тарелки, положил рядом две пластиковые ложки.

Илья оживал с каждым его движением. И даже аппетит, давно потерянный, проснулся.

– Она меня, брат, так в этой жизни подставила! Так… Сука, а не сестра! Извращенка чертова!! Лучше бы она сдохла, чем та…

– Слышь, давай внедрим, а потом расскажешь, ага? – Сопун уже налил до краев два пластиковых стакана. Потюкал пальцем по бутылочному горлышку. – С ней-то оно говорить веселее. Ну? Дернем?

Они пили, говорили, закусывали. Водка кончилась, Сопун сбегал еще за парой бутылок. Илье стало хорошо, тело больше не болело, на душе было легко. И не столько от спиртного, сколько оттого, что выговорился и был понят.

Восемь лет! Восемь долгих лет носил он в себе эту тайну! Мучился, ненавидел, страдал, кусал ногти, ворочался ночами и вскакивал от кошмаров. Он, может, и пить-то начал оттого, что его тайна эта угнетала. А теперь легко…

Как же ему теперь легко!

– И она больше тебе ни разу не дала денег?? – все сильнее возмущался с каждым принятым стаканом Сопун.

– Не-а!

– Извини, но эту тварь надо учить!

– Надо, – согласно кивал легкой головой Илья, гранитный валун куда-то исчез, и ничего уже не болело.

– На! – Сопун вдруг вытащил из кармана старомодный мобильник.

– Что?

– Звони этой своей Таньке и скажи, что мы с тобой сейчас к ней едем за деньгами.

– Прямо щас?

Илье не хотелось звонить. Это же все испортит. Это прогонит состояние очаровательной беззаботности, в котором он теперь пребывал. Она наверняка станет орать, оскорблять, а еще, чего доброго, пошлет куда подальше.

– Прямо сейчас звони, – приказал Сопун, хмуря аккуратно подстриженные позавчера брови.

– Вась, я не знаю… – Илья потрогал пальцем мобильник. – Как-то неохота.

– Или я сам!

– А звони! – обрадовался Илья и тут же продиктовал домашний Танькин номер.

Мобильный он, конечно, не помнил, да она на звонок незнакомого ей номера ни за что не ответит. Осторожная!