Лучший день в году

– Ну, или просто заходит без стука, – вежливо поправил его Степка, заставив Копылова скрипнуть зубами.

Кто-то заходит к Илье в дом и убивает находившегося там Сопунова Василия. Попутно переворачивает весь дом в поисках чего? Правильно! В поисках тех самых улик, которые в свое время поставили точку в деле о самоубийстве женщины. Ну или чего-то еще. Бутылки водки, к примеру.

Но вышла промашка! Ильи в доме не оказалось, он попал в больницу. Убитый просто оказался не в том месте не в то время. Но убийца же об этом не знал! Он же не знал Илью в лицо. А все заверения пьяного вдрызг мужика, что он не он и хата не его, в расчет не принимаются.

– Будем считать, что это Кирилл, так? – подвел черту под монологом Копылова Степа.

– Да, будем считать, что он, дождавшись, пока дед уснет, вызвал телефонным звонком свою подружку. Запрос оператору мобильной сети уже послан, ждем подтверждения. Подружка его отвезла на адрес. Подождала. И потом они вместе уехали.

– Что говорит в пользу этой версии? – задал вопрос скорее себе, чем ему, Степа. – Первое: уничтоженная записка, где Кирилл буквально признается в том, что был на месте преступления. Второе: запись с магазинной камеры видеонаблюдения, где подружка Кирилла утюжит колесами проезд во двор и обратно. Третье: Кирилл не знал Илью в лицо, значит, запросто мог перепутать его с Сопуновым. И четвертое, хотя это запросто могло быть первым: он одержим идеей найти убийцу матери. Он не верит в ее самоубийство!

– Не верит, – подтвердил Копылов.

И снова, как много лет назад, его кольнула совестливая мыслишка. А вдруг он что-то сделал не так?! Вдруг это было не самоубийство?

– Вдруг у Ильи было что-то еще, кроме того снимка, на котором Алина стоит с веревкой в руках на пороге сарая? – проговорил он вслух. – Вдруг там было продолжение?!

– Я думал об этом, – кивнул Степа. – Не просто же так интерес к его персоне возрос в последние дни! И эта его сестрица… Светка рассказывала мне, что фотограф в последний свой визит угрожал сестре?

– Будто бы.

Копылов стиснул зубы так, что они должны были бы уже раскрошиться, будь молочными.

Светка! Рассказала! Интересное кино! Что она-то могла знать об этой давней истории?! Гладит рубашки мужу и пускай себе гладит. И в чужие дела не лезет!

Но он проглотил, проглотил это молча. Не порадовал Степу язвительным замечанием.

– А что у нас на сестру?

– А на сестру у нас тоже мотив имеется, Степа. Она вышла замуж за мужа своей покойной подруги сразу, как овдовела. А муж этот был еще и компаньоном в их бизнесе.

– Ого! – Степа присвистнул. – То есть, если принять в расчет какой-нибудь злой умысел, получается, что ребята расчищали себе дорогу?

– У мужа самоубийцы железное алиби! У Татьяны, на тот момент Волковой, – тоже. И муж ее потом умер от какой-то болезни. – Копылов повертел в руках простой карандаш, чуть треснувший посередине, когда он сжимал его меж пальцев. – Я не могу понять, что такое мог знать о ней Илья?! Почему он грозил ей? Сказал: бойся меня, Танька, сильно бойся!

– И она испугалась настолько, что убила его? Но она-то своего брата в лицо знает, она бы не ошиблась. И ее теперешний муж – отец Кирилла – тоже знает фотографа. Что получается?

– Получается, что был кто-то еще?

– Ну-у-у…

Степка привычно откинулся на спинку стула, запрокинул голову и, отсвистев гимн всем балбесам – так он называл придуманный им слабо художественный свист, – изрек:

– Если убийца не Кирилл, то тогда был кто-то еще.

– А он и был, Степа! – обрадовался его свисту Копылов: кажется, друг возвращается к жизни. – Во дворе отирался какой-то чел, назвавшийся армейским другом фотографа.

– И?

– Так вот, чела этого никто не запомнил, никто толком не видел – раз!

– А два?

– А два? А два – Илья Шелестов не служил в армии. Я наводил справки. – Копылов в радостном возбуждении швырнул карандаш о стол. – А перед тем как появиться во дворе Шелестова, некто высокий и блондинистый приходил к его бывшей жене и, представившись работником прокуратуры, наводил справки о его адресе.

– Ух ты! – снова присвистнул Степа, резко усаживаясь на стуле ровнехонько. – И какой отдел?

– Бывшая не помнит. То ли Правобережный, то ли Левобережный. Что-то, говорит, связано с берегом. Фамилию сотрудника не помнит. Запомнила только это. И то, что сотрудник ей очень понравился. Симпатичный, говорит.

– Высокий блондин, говорит? – Степка обратил на Копылова задумчивый взгляд. – Тебе это описание никого не напоминает?

– Напоминает, конечно. Я даже к ней сунулся с фотографией Геннадия – отца Кирилла. Но она по этой фотографии его не узнала.

– Да? – Степка явно был разочарован.

– Ты не отчаивайся, Степа, – решил поддержать друга Копылов. И швырнул все же в него карандашом. – Тому снимку восемь лет. Геннадий теперь изменился. Но все же надо бы навестить оба этих отдела. Я ребятам скажу.

– Не надо! – Степка подскочил на месте и в два прыжка очутился у двери, на ходу сдергивая с вешалки свою пижонскую сумку для документов. – Я сам смотаюсь.

Копылов тут же насторожился и, зажав в пальцах еще один карандаш, ревниво спросил: