Лучший день в жизни

Коко и сама понимала: хватит жить воспоминаниями об Йене, пора идти дальше. За последний год она заводила несколько знакомств, но не встретила никого хотя бы отдаленно похожего на Йена. Мужчины, в которых было бы столько же энергии, жизни, тепла и обаяния, ей не попадались. Выдержать сравнение с Йеном было непросто, но Коко надеялась, что когда-нибудь найдется человек, на котором она остановит выбор. Вероятно, время еще не пришло. Даже Йену не понравилось бы, что она чахнет в одиночестве. Но и торопиться незачем. В Болинасе она с радостью встречала каждый новый день. Строить карьеру Коко не собиралась, не нуждалась в славе и в отличие от родни не пыталась самоутвердиться. Роскошный особняк в Бель-Эйр ей ни к чему. Хватит и того, что было у них с Йеном, – чудесных дней, счастливых минут, ночей любви, о которых она будет помнить вечно. Но ей незачем знать, что откроется за следующим поворотом и с кем она пройдет по этому пути. Каждый новый день – сам по себе подарок. Жизнь с Йеном была идеалом, ни о чем другом она и не мечтала, но за два года, прошедшие после его смерти, Коко научилась находить вкус в одиночестве. По Йену она по-прежнему тосковала, хотя в конце концов смирилась с его уходом. Выйти замуж, обзавестись детьми или хотя бы встретить другого мужчину – все это не привлекало. В свои двадцать восемь Коко вполне устраивало безмятежное существование в Болинасе.

Поначалу местный уклад удивлял и Коко, и Йена. Поселок оказался маленьким и занятным. С давних пор здешние жители решили, что он не должен привлекать к себе внимание. Пусть он даже остается в буквальном смысле слова невидимым, подобно Бригадуну¹. На ближайшем участке шоссе не было ни одного указателя, подсказывающего, как проехать к Болинасу, или хотя бы подтверждающего, что он неподалеку. Искать поселок приходилось наугад. Те, кто все-таки находил его, будто проваливались в другое время, и Коко с Йеном часто посмеивались над этим ощущением, но любили его. В шестидесятые годы в Болинас отовсюду съезжались хиппи и прочие «дети цветов», многие из них жили здесь и по сей день, только постарели, поседели и обзавелись морщинами. К пляжу направлялись мужчины лет пятидесяти, а то и шестидесяти, с досками для серфинга под мышкой. Магазины и подобные им заведения в поселке можно было пересчитать по пальцам: магазин одежды, где до сих пор торговали цветастыми гавайскими платьями-муму и всевозможными вещами, выкрашенными способом узелкового батика; соседний ресторан, переполненный седеющими престарелыми серферами; продуктовый, где продавали преимущественно экологически чистую еду и, наконец, лавка с товаром для курильщиков марихуаны – трубками и прочими принадлежностями всех цветов, форм и размеров. Поселок занимал плато над узким пляжем, отделенное бухтой от обширного и протяженного Стинсон-Бич и дорогих вилл на нем. Несколько красивых особняков насчитывалось и в Болинасе, но большей частью здесь селились в простых домах целые семьи, недоучившиеся студенты, серферы преклонных лет и все, кто по каким-либо причинам предпочел расстаться с прежней жизнью и исчезнуть. Это сообщество было по-своему элитарным и представляло собой полную противоположность и той обстановке, в которой выросла Коко, и той, из которой удрал Йен, чья семья принадлежала к влиятельным кругам Сиднея в Австралии. Их отношение к местному обществу полностью совпадало. Йена уже не было на свете, а Коко по-прежнему жила в Болинасе и в ближайшее время покидать его не собиралась: в сущности, она могла бы провести здесь остаток жизни, что бы там ни твердили мать и сестра. Психотерапевт, к которому она обратилась после смерти Йена и которого время от времени посещала до сих пор, объяснял, что у нее, несмотря на недавно исполнившиеся двадцать восемь лет, все еще продолжается подростковый бунт. Может, и так, но, с точки зрения Коко, этот бунт пошел ей лишь на пользу. И жизнь, и место жительства, которые она выбрала себе сама, доставляли ей радость. Одно Коко знала наверняка: она никогда и ни за что не вернется в Лос-Анджелес.

Солнце поднялось высоко в небо. Коко направилась в дом за следующей чашкой чаю и на пороге встретилась с сонно бредущей собакой Йена, австралийской овчаркой Салли, только что спрыгнувшей с хозяйской кровати. Поприветствовав Коко слабым взмахом хвоста, собака отправилась на неизменную одинокую прогулку по пляжу. Салли тщательно оберегала свою независимость и помогала Коко в работе. Йен рассказывал, что австралийские овчарки – прекрасные спасатели и прирожденные пастухи. В любой ситуации Салли поступала, как ей заблагорассудится, несмотря на свою привязанность к Коко. Хозяин безукоризненно выдрессировал ее и научил понимать голосовые команды.